пора домой. Он спрятал гитару за шкаф, снова натянул тулуп и намотал шарф.
— Завтра и послезавтра без меня побудете. Выходные. А уж в понедельник — тридцать первое декабря. Меня, как несемейного, на дежурство поставили. Будем город патрулировать. А если повезёт, то под бой курантов выпьем лимонаду, — невесело улыбнулся он и закрыл за собой дверь.
— Очень странный праздник, — резюмировала мышь, не обращаясь ни к кому, — милиционеры и преступники в халатах поют песни. Сотрудники отдела угощают друг друга салатом с колбасой, а на ёлки конфеты на ниточки подвешивают.
— Должен же быть какой-то смысл? — вздохнул домовой, дёргая себя за бороду, — Надо у запечника и кикиморы спросить. Они тут давно, побольше нас в милицейских обычаях понимают. Эх!
Ночь подкралась, и Кольчугино заснуло под её белоснежным одеялом. Весёлые уличные фонари расцветили затихший кабинет Матузкова. Завитушки узоров на окнах перемигивались самоцветными огоньками. Борода дремал на батарее, а довольная сытая мышь лежала на уголовном кодексе кверху пузком. Ёлочка сверкала серебряной мишурой. Конфетные фантики, кожура от мандаринов были аккуратно сложены в мусорном ведре. Ниточки экономная Степанида намотала обратно на катушку. Самую крупную конфету с непонятным названием «Гулливер» она оставила нетронутой.
— Для Матвея Иваныча, — со вздохом прошептала мышь, — вот кто настоящий Дед Мороз. Без всякого халата и красного носа. Из ничего устроить праздник — это ж каким волшебником надо быть!
Щасприду!
Через открытое окно было слышно, что часы на площади пробили три раза. Капитан Матузков с удивлением выглянул в окно. На старинном циферблате башни напротив отдела милиции короткая стрелка указывала на три, а длинная — на двенадцать.
— Борода, который час? — спросил Матузков домового.
— Неграмотные мы, живем по внутреннему убеждению, — важно ответил Борода, — коли в пузе забурчало — надоть чаю вскипятить, коли сытость накатила — на полатях постелить. Всё просто.
— Ну, вы тут разбирайтесь, кто над кем главный, а мне надо к часовщику заглянуть, — Матузков натянул китель и звякнул ключами, — это не дело, когда мои личные часы от городских отстают.
Он недоуменно почесал затылок. Часы у него были в порядке и шли точь-в-точь как те, что висели на башне старой церкви на городской площади. Мышь пожала плечами, в чудеса она не верила.
Вечером ситуация повторилась. В шесть башенные часы начали бить. Матузков пожал плечами:
— Чертовщина! Мои часы опять отстают!
— Может, виновата башня? — Борода вскинул брови и наклонил влево голову.
— Тем часам два века, и сбоев не было! Я историю города Кольчугина знаю, как свою биографию. По монастырским часам весь город время сверяет, — фыркнула мышь Степанида.
Матузков неожиданно запнулся и подошел к окну. Он оперся руками о подоконник и стал всматриваться в серые сумерки. Вряд ли прошло пятнадцать минут, но на часах было ровно шесть пятнадцать. Крупные, простые, без лишних завитушек цифры были вызолочены от души, рассмотреть несложно. Да и стрелки темные, приметные.
— Вот почему всегда, когда я собираюсь домой, появляется какое-то странное или неотложное дело? — спросил следователь у Бороды и Степаниды.
— Может, потому что дома тебя жена не ждёт, щей не варит, курятину не томит? Вот ты и лытаешь? — предположил домовой.
— Ох, Борода, ты почти прав. Аню с работы проводить до дома не помешает, тем более мимо башни с часами прогуляться.
Когда следователь ушел, Борода задумчиво поскреб в затылке.
— Знаешь, Стешенька, я никогда не думал о том, что время ценно. Может, потому что бессмертный? Хотя именно для меня каждая минута должна быть важна. Что я делаю? Днем мечусь по отделу. Там подкрутить, там проследить. Тут подкрасить, там побелить. Отвесить подзатыльник кикиморе, чтобы не слишком запасы портила, проверить, как запечник к зиме подготовился. Заглянуть в кастрюли с супом для арестованных, чтобы тухлятиной бедолаг не накормили. Матузкову помогаю в следствии. Вечером жду, когда настанет утро, чтобы снова заняться возней. Может, и важной, но всё же мелкой.
— Из мелочей жизнь складывается, Бородушка, — утешила Степанида.
Мышь выбралась из-за сейфа, вскарабкалась по батарее и уселась на коленях у домового. Он рассеянно гладил ее по голове, перебирая мягкую шерстью между ушками. Каждый думал о том, что бессмертие не такое уж и благо. Если время невозможно потерять, то оно ничего и не стоит.
В пять утра Матузков пришел заявился в отдел с приподнятым настроением. В руках он держал фонарь. Матузков свистнул домовому и мышке присоединиться к походу на часовню. По дороге он позёвывал, но рассказывал, что удалось узнать от библиотекарши Анечки.
— Легенда такая есть, други мои, что живет в башне неуспокоенный дух юноши.
— Что за дух? — высунула нос из-за сейфа Степанида.
— Некий юноша Соломон Кац, гимназист старших классов, влюбился в генеральскую дочь Глашеньку. Прогнали его с порога богатого дома. Тогда он залез на крышу часовни и прыгнул на камни площади.
Степанида чихнула от нахлынувших чувств.
— А что же Глашенька? Тоже сиганула? — встревожился Борода.
Матузков от неожиданного вопроса даже остановился.
— Дожила до преклонных лет, да и бог с ней, — возмутился Матузков, — выяснить надо, почему век с лишним этот дух сидел тише воды, ниже травы, а теперь чудить начал.
Сказал да и сделал! Мышь юркнула в карман кителя, домовой сел на плечо. Двинулись на разведку. Площадь в городе Кольчугина была пятиугольной. Ее обрамляли бывшие купеческие ряды, перестроенные при советской власти в продуктовые магазины. Вклинилось в них и подворье монастыря, который уже давно не использовался по назначению. В его хоромах располагался Дом культуры. Только часовня, все еще увенчанная золоченым крестом, напоминала о суровых кольчугинских монахах. Высокая и узкая часовня покоилась на прочном фундаменте. Годы не испортили каменной кладки, кое-где лишь отвалилась штукатурка, обнажив работу древних мастеров. В давние годы все дома в Кольчугино были деревянными, а монастырь отчего-то выстроили каменный. Может быть, предки современных горожан знали, что красота должна веками людей радовать. Матузков обошел здание и, повозившись с отмычками, которые всегда имел в запасе как заправский милиционер, открыл калитку. Степанида, отлично видевшая в рассветных сумерках, вертела головой во все стороны. Она не могла знать, что
