Роксану… он помрачнел. Леди Рубина, мама помогала хранить мир между лордами Низины с ее уравновешенной головой и медовым языком, но было сложно представить Роксану в этой роли. У нее не было дара мамы к дипломатии. Он пытался уговорить маму, чтобы она переубедила отца, но она отказалась. Жаль, он не унаследовал дар мамы со словами.
Она потянула его за руку.
— Не тяни. У тебя глаза художника. Ну как?
Он глубоко вдохнул.
— Красиво, мама.
Она просияла, погладила его на гобелене.
— Я закончу до свадьбы, благодаря Роксане.
— Она заглядывала? — слова застряли в его горле. Роксана приходила все чаще в последнее время. Мама должна была увидеть, что Роксана не справится с ее ролью, но она любила ее как дочь и не собиралась отменять свадьбу.
— Мм, — отвлеченно сказала мама, продолжив работу над гобеленом. Тихий стук ее работы раньше успокаивал, но теперь каждая нить была петлей на его шее. — Она хотела дождаться, пока ты вернешься с церемонии, но уже темнело, и я отправила ее домой, — мама недовольно хмыкнула.
Искра зевнула, встала, потянулась, покрутилась на месте и устроилась между ним и мамой.
Солнце почти полностью село за горизонт. Хоть что-то хорошее. Он избегал Роксану изо всех сил с тех пор, как начались приготовления к свадьбе. Оставался еще день. Еще день свободы, и он больше не сможет ее избегать.
Поцеловав маму в щеку, он оставил ее с работой и пошел в свои покои наверху.
Его дверь была открыта…
Он точно закрывал ее, уходя утром. Мерцала тускло свеча. Слуги побывали внутри, убрали в комнате.
Половица скрипнула. Стойте. Кто-то был сейчас в его комнате.
Он открыл дверь до конца.
Золотой занавес волос Роксаны сиял как янтарь в свете свечи. Она повернулась к нему, розовые губы приоткрылись, ее глаза, как у лани, расширились.
— Каспиан, ты напугал меня! — возмутилась она высоким голосом.
— Ты не должна тут быть. Это неприлично, — громко ответил он, оглядываясь на коридор. Сейчас он был бы рад, если бы родители отругали его, отправив Роксану при этом домой.
— Я ждала тебя весь день, — заскулила она, нижняя губа дрожала. Она играла. Когда она не получала то, чего хотела, она делала вид, что плакала, и тогда все получалось. Не в этот раз. Не в его последнюю ночь свободного человека.
— Иди домой, Роксана, — тяжко вздохнул он.
Она прошла к нему, топая, сжав в кулаки бледные ладони. Молния Перуна… она собиралась закатит истерику, и ему придется поддаться, только бы спастись от ее фальшивых слез.
— Я унесла твою картину в твою комнату. Ты не можешь проявить хоть немного благодарности? — она махнула на его мольберт, где стояла картина озера. Она ее забрала.
Он смотрел на картину, а не ей в глаза. Роксана гордо демонстрировала не законченную картину на мольберте. Обычно он прятал это под кроватью.
— Как ты ее нашла?
Роксана опустила голову, занавес волос скрыл ее лицо, шаркая ногой по полу.
— Я шла домой, но увидела, как ты зашел в амбар. Я знала, что твоему отцу не нравятся твои картины, но ты трудишься над ними. Было бы обидно, если бы он уничтожил их.
— Не стоило. Теперь темно… мне придется проводить тебя домой, — он снял картину и собирался убрать ее из виду.
— Думаешь, он живет тут? Тот лебедь? — с тоской спросила Роксана.
В детстве она нашла раненого лебедя, они вместе пытались выходить птицу.
Пытались… но без толку.
Каспиан потянул себя за ухо. Его терзала вина, как собака кость. Может, он был слишком жестоким с ней. Хоть она вела себя по-детски, у нее было большое сердце.
Слезы блестели на ее длинных ресницах, но в этот раз настоящие. Он обвил рукой ее плечи, притянул к своей груди, и она уткнулась лицом в его грудь, маленькие руки обвили его пояс, как в тот день. Ее волосы задели его подбородок, напоминая пух того лебедя. От нее пахло сладким хлебом и солнцем.
Она шмыгнула носом, но не отодвинулась.
— Ты так красиво нарисовал озеро. Я хочу сама его увидеть, а еще лебедей и их птенцов… Ты отведешь меня, Каспиан?
Было приятно слышать похвалу в адрес картин, и он знал, что Роксана говорила искренне. Но когда Роксана называла картину красивой, это не вызвало трепет в его сердце… как когда она это сказала. Та загадочная юная ведьма с озера. Глаза выдали ее, такого же цвета как у ткачихи. Он слышал о третьей, самой юной ведьме, но не видел ее до этого.
Он сможет увидеть ее снова? Он пригласил ее на праздник завтра, но не было уверенности, что она придет. Как ее мог привлечь праздник в деревне, когда вся природа лежала у ее ног, зачарованный лес, магия, с которой обычный мир не мог сравниться? Для нее его жизнь была бы до смешного скучной. Его жизнь и он сам.
Он отодвинулся от Роксаны, но ее ладонь сжимала край его туники. Почему он думал о невозможном? Он женится на Роксане Малицки. Хотел он того или нет, как только он произнесет клятву, для другой женщины в его мыслях не будет места. Никогда. Лебедь мог хотеть плавать, а угорь — летать, но они оставались собой, и ему все равно придется жениться на Роксане, чего бы он ни хотел.
Он убрал ее ладонь от своей туники.
— Ты боишься леса. Зачем мне тебя туда вести?
Роксана прижала ладонь к его груди.
— Я знаю, что ты не видишь во мне жену, — тихо сказала она. — Но моя мама говорит, чувства придут со временем, — она посмотрела на него из-под длинных ресниц, улыбаясь.
Это ощущалось неправильно. Но ему хотелось отчасти, чтобы это было не так. Чтобы он мог смотреть на нее, как мужчина на женщину.
Но ее глаза были красными, опухшими от слез, и щеки были в мокрых следах. Он видел только девочку, сжимающую птенца лебедя. Она всегда будет для него маленькой девочкой, но его свадьба послезавтра, оставался всего день, чтобы нарисовать свое будущее с новой точки зрения.
— Идем, — тихо сказал он. — Я отведу тебя домой.
В этом году была очередь Бригиды.
Она сжимала веретено с льняной пряжей, пока шла среди мшистых камней к берегу реки Скавы на закате. Древние дубы обрамляли берега, их широкие стволы накрывали быструю реку тенью.
Поля Чернобрега всегда были плодородными, и каждый урожай ведьма Мрока делала подношение Великой Матери. Каждая ведьма
