После выздоровления я порывался пару раз свести с ними счеты, один раз даже почти успешно проткнул Генри бедро, чуть-чуть не достав до живота. Отец обеспокоился моим состоянием и сначала запирал меня в комнате, стараясь изолировать от братьев, а затем и вовсе отправил их в гости к родственникам, чтобы мы не поубивали друг друга. Никто кроме братьев не понимал, почему я так переживал и не мог простить им их преступления, все говорили.
— Ну подумаешь, побаловались с девкой, от неё же не убудет.
Братья же знали и молчали, лишь пожимая плечами, словно говоря, что «монашек просто сбредил». Лишь после второго случая отец отправил их подальше, видя что кто-то может умереть, если нас оставить в одном месте.
Я выздоровел и твердо решил найти Иду, пусть даже ради этого придется уйти из дома.
Месяц спустя.— Ваша милость, мы едва вытащили его из той дыры, — егерь склонился перед графом, — еще немного и могли не успеть.
Я в грязной, дырявой одежде с чужого плеча стоял рядом, не шевелясь. Мне было все равно на угрозы и крик отца, я пятый раз сбегал из дома. Первый раз я дошел до соседнего города по следам своей любимой, правда там они отпустили нанятую телегу и прибились к какому-то купеческому каравану, что уходил на юг. Так что я потерял много времени пока смог узнать об этом, а также выяснить дорогу по которой они поехали. Я смог даже поговорить с некоторыми людьми, которые видели Иду и её мать, они подтвердили, что с ними было все хорошо, хоть девушка была очень грустной.
Отправившись по указанной дороге я прошел всего пару дней, но был перехвачен ловчим отрядом егерей отца.
Все последующие попытки побега заканчивались одинаково, теперь зная где меня искать, егеря тратили на поиски немного времени, а я не мог состязаться с ними — и они находили меня везде — и в лесу, схороненным в листве и в самом последнем грязном трактире. После третьей попытки что-то внутри меня надорвалось и я просто сбегал потому, что не хотел оставаться в замке. Потеря любимой девушки легла тяжёлым камнем вины на сердце, желания жить не стало, не говоря уже про все остальное.
Полгода спустя— Я никуда не поеду, — я лежал на кровати и бездумно смотрел в потолок. Мама только что сказала, что нам нужно ехать в замок барона де Кисси для помолвки с будущей женой, так как ей вчера исполнилось четырнадцать лет. По договору родителей на следующий же день они планировали помолвку, чтобы заявить всему высшему свету об объединении наших семей.
— Анри! — матушка повысила голос, — это не обсуждается! Или мне позвать отца?
Я лишь безразлично пожал плечами, в подобном состоянии я пребывал все последнее время.
Час спустя, выпоротый отцом, я молча протягивал руки слугам, которые одевали меня и готовили к выезду.
— Я прошу тебя, — мать стояла рядом и заламывая руки пыталась до меня достучаться, — будь ласков с девочкой. Для неё это такой стресс, вы ведь не виделись больше семи лет, я помню как сама волновалась, когда меня готовили к первой встрече с твоим отцом. Анри?! Ты слышишь меня?!
— Да мама, — ответил я, лишь бы меня не трогали.
— Обещаешь хорошо себя вести и быть хотя бы не таким молчаливым? Ты ведь кстати так и не написал ни один портрет из тех, что я просила? Нельзя отказывать графине Ельской, нарисуй хотя бы её!
Смена одних тем на другие была для мамы обычным делом, но мне было все равно, я не собирался себя хоть как-то вести, все что я хотел — это чтобы меня оставили в покое.
— Мне не нравится рисовать, — нужно было хоть что-то ответить, поскольку она требовательно на меня смотрела.
— Да как так, — тон стал намного холоднее, — то тебя не остановить было, изрисовал все стены в замке, то не нравится. Анри, мы приедем и ты нарисуешь этот дурацкий портрет графини, я не могу вечно ей говорить, что у тебя меланхолия.
Я ничего не ответил, чем снова вызвал неудовольствие матери. Что я мог ей сказать? Что когда я беру кисти и краски, то ничего не чувствую? Что в сердце не рождается ничего, что раньше давало мне творить и получать от этого громадное удовольствие? Думаю, она не поймет, как в общем-то и никто в замке не понимал меня никогда, кроме одного человека.
— «Какой был смысл одеваться? — думал я, позволяя слугам тщательно меня очищать, — одна поездка и все в грязи, если бы не плащ так и вообще можно одеваться только при приезде на место».
Когда они закончили, я дождался родителей и уже с ними прошел дальше.
— Анри! — мать строго на меня посмотрела, — обещай мне быть вежливым!
Я пожал плечами, откровенно врать мне совершенно не хотелось.
— Дорогой! — мама как обычно в такие моменты моего сопротивления обратилась к отцу, а у того разговор всегда был коротким.
— Приедем домой, высеку.
Вспомнив, что спина не зажила после сегодняшнего, я не стал искушать судьбу.
— Хорошо сударыня, я постараюсь быть милым.
Бросив благодарный взгляд на отца, мама зло сжала губы, когда подтолкнула меня вперед, где нас уже ждали. Барон и баронесса, похожие на два круглых шарика и их дочь, моя будущая жена. Прошлый раз наше знакомство было совершенно мимолетным и все что я помню, это робость и последующий свой побег перед красивой девочкой. То что предстало передо мной сейчас я не смог описать словами, юная девушка была просто прекрасна. Сложная прическа с выпущенным завитым локоном, грациозное платье, скульптурное лицо и что я сейчас только что вспомнил, прекрасные глаза глубокого изумрудного цвета. Я вспомнил, как они поразили меня прошлый раз.
— Ваша милость, графиня, — чета баронов подошла к нам, сияя как новенькая упряжь, — мы счастливы, видеть вас.
Отец чуть растопил свою холодность и приветливо улыбнулся в ответ.
— Взаимно барон. Взаимно.
— Наконец настал этот день и мы сможем объединить наши семьи. Натали так долго ждала этого дня, так готовилась. Ваш сын по настоящему вырос, окреп, скоро станет настоящим дю Валей! — треща без умолку баронесса подхватила мать под локоть и повела к дочери. Я видел, как она слегка скривилась от проявления такого мещанства, но промолчала, еще бы, на прошлой неделе отец рассчитал последний десяток наемников, что служили нам, оставив лишь моего инструктора, занятия с которым продолжались до сих пор. Чтобы не оставлять замок совсем уж небоеспособным, он начал тренировать десяток деревенских увальней, которых отец набрал в последней деревне, принадлежавшей роду. Остальные земли были розданы должникам, также начали увольнять и других слуг, оставляя только ключевых, без которых не мыслима жизнь аристократа. Я пока сильно не задумывался об этом, ведь родители диктовали мне что делать не обговаривая со мной финансовые вопросы. Если говорить честно, то меня просто решили поменять на богатства семьи де Кисси. В то время когда я был мал, это были лишь предварительные договоренности, но после последнего происшествия отец открыто мне сказал, что раз с меня пользы нет, то хоть так поработаю на благо семьи.
