— Нет, ах… я не имела в виду, что…
— Я все понял, тебе не нужно что-то объяснять. Я сам в таком же положении.
От этих слов ее глаза загорелись, словно черные угольки.
Никогда он не видел до этого такой непостижимой муки. Это тронуло его. Он наклонился к ней и взял ее за руки, с проклятием бросив на пол ее носовой платок. Она хотела было убрать руки, но он держал их крепко.
— Анетта, — как можно более дружелюбно произнес он с натянутой улыбкой, — Анетта, объяснившись друг с другом, мы станем честнее и естественнее.
— Но Вы сказали… — пролепетала она.
— Я знаю, что я сказал. Я сказал, что давно хотел этого.
— Значит, это было не так?
«Я едва ли знал, кто ты вообще такая», — чуть было не сказал он. Но, видя, как она вся сжалась в ожидании его слов, он смягчился и не решился бросать ей правду в лицо.
— В общем-то, так оно и было, — соврал он к ее явному облегчению, и это согрело его человеколюбивую душу. — Я помню, как мечтал найти девушку, с которой мог бы разделить свою жизнь. И я посмотрел на тебя — так, мимоходом — и подумал: «Вот эта, маленькая… она ничего себе. Кто она? Богобоязненная и кокетливая одновременно». Ты ведь знаешь, придворные дамы, собравшись вместе, производят впечатление поверхностных натур. Так что более глубоких чувств я к тебе не испытывал.
Она опустила голову, вуаль упала с ее висков.
— А ты, — спросил Микаел, — что ты испытываешь ко мне?
— Я…
— Только честно! Без лицемерия!
И это сказал он, и как сказал! Ему самому стало стыдно.
«Честно? — подумала она. — Чудовище в человеческом обличий! С жадными пальцами, цепляющимися за мое бедное тело! Сладострастно, прожорливо!»
Она сказала коротко:
— Мне кажется, что Вы изящный молодой человек.
«Не бесстыдство ли это? Не намек ли?»
— А ты не испытываешь ко мне… особых чувств? — поинтересовался он.
Особых? Что он имеет в виду? Безнравственность? Нет, он прямо смотрит ей в глаза. У него красивые глаза, слишком красивые.
— Нет, — прошептала она, до смерти пристыженная.
— Ну, теперь мы знаем, что к чему. У тебя есть другой возлюбленный?
— Нет, нет!
— У меня тоже. В таком случае, попытаемся найти наилучший выход из всего этого, Анетта. Мы не первые, кто совокупляется, не зная своего партнера.
Она вздрогнула при слове «совокупляться», но взяла себя в руки.
— Я тоже об этом думала, — произнесла она дрожащими губами, с оттенком наивности, — о том, что они думают и чувствуют.
— Наконец-то ты говоришь о своих мыслях, о личном! А то ты уже начала казаться мне какой-то заснеженной пустошью! И, будь добра, говори мне «ты»!
Она кивнула, стараясь не смотреть на его отвратительно сильные плечи и непристойно привлекательные губы.
— Ты сожалеешь о случившемся?
Анетта повернулась к нему. Собравшись с духом, она сказала:
— Сожалею? Не мы несем ответственность за все это. Но мое сердце трепещет. Ведь я совсем не знаю Вас. Хотя когда я думаю о том, как все это случилось… — она взяла себя в руки. — У Вас нет причин для сожалений, я знаю, что от меня требуется… сегодняшней ночью, и я вынесу это. Отдам себя в руки Божьей Матери. Так Вы сожалеете о случившемся? Я хотела сказать, ты сожалеешь?
— Не знаю, — ответил Микаел, отпуская ее руки.
Он встал и подошел к окну. За окном был виден холм Брункеберг с редкими огоньками в ночи. На Стрёммене мерцала пара лодочных огней.
— Я не знаю, Анетта. Ты права в том, что не мы ответственны за это — это сделано по воле других. Но ведь мы оба дали согласие, не так ли? Сожалею ли я… Я не могу разобраться в этом. Видишь ли, я еще толком не знаю, чем мне заниматься в жизни. Я живу в каком-то тумане, позволяю другим командовать собой и подчиняюсь им. В моем существовании есть какое-то безумие, я еще не знаю, какое именно. И мне так хорошо — слишком хорошо, как мне иногда кажется. У меня есть потребность бороться, справляться с трудностями, делать что-то для страждущих, страдать, идя к своей цели. Но все дается мне даром. Вот и теперь мой приемный отец хочет подарить нам большой дом. И я не прилагаю к этому никаких усилий. Все идет как по маслу без моего участия. Он хочет отправить меня в армию. Хочет расчистить мне путь, чтобы я быстро поднимался в чине. Хотя я вовсе этого не хочу! И ты думаешь, я что-то сказал против? О, нет! Внимание к другим, Анетта, вся моя жизнь состоит в том, чтобы оказывать внимание другим. Чтобы не ранить их. Я учусь уже не первый год, и все дается мне легко — я замечаю и тут его влияние. Они хотят мне добра, и мне остается только принимать его. Я стою перед ними в вечной позе благодарности.
«Мама! Помоги мне, я ничего не понимаю, я совершенно сбита с толку. Он дружески беседует со мной, словно я ему ровня! Чего он хочет? Когда же начнется все страшное и чудовищное?»
— И вот ты женился, потому что они попросили тебя об этом, — констатировала она.
— Да. Женился на даме дворянского происхождения, которая выше меня по рангу. Тебе ведь известно, Анетта, что я не богат? Я получил наследство от матери и кое-что от отца. Мне этого хватает на жизнь, но не более того. Но что бы ты там ни думала обо мне, запомни, что я взял тебя в жены не ради денег.
В глубине души Анетта была непосредственной, как и все молодые француженки, и на миг тяжелая рука матери отпустила ее.
— А я так и не думаю, — импульсивно произнесла она. — Мне кажется, ты сделал это потому, что ты добрый, богобоязненный человек, слушающий своих покровителей, а также для того, чтобы избавить меня от жуткой судьбы.
Она поднялась и встала рядом с ним, возле окна. Микаел повернулся к ней.
— Да, это в самом деле так. Должно быть, для тебя это ужасно унизительно?
— В некотором роде. Но ведь и тебе не лучше. Я согласилась без колебаний, ухватилась за соломинку.
Она замолчала, испугавшись своей откровенности.
Впервые за весь этот день он улыбнулся. Он взял в свои ладони ее лицо, стараясь не замечать легкую, дрожь, и сказал:
— Значит, мы в одинаковом положении. Меня это радует. Было бы куда хуже, если бы кто-то из нас воспылал несчастной любовью к другому. Вот это было бы унизительно.
Она тоже улыбнулась, все еще не поборов страх, и ее тонкое, бледное лицо обрело мягкость, которой он раньше не замечал.
— Да поможет нам Мадонна!
Микаел бросил взгляд на молчаливо смотрящую со стены святую Деву, подумав о том, что она будет присутствовать здесь остаток ночи. Ему хотелось бы вынести ее отсюда.
Они снова повернулись к окну, это была нейтральная зона, и стали смотреть на затихший Брункеберг, где находилось старинное место судилищ. На Брункеберге Стен Стуре одержал победу над датским королем Кристианом в решающей битве, происходившей около ста лет назад. Теперь же холм был частично распахан. Камень и гравий шел на благоустройство улиц города. Некоторые дома возвышались прямо у подножия холма. Город, лежащий между мостами, ведущими к замку, уже не вмещал постоянно растущее население. Крестьянские дворы на Нормальме обзаводились соседями.
