Но и это было уже хорошо. Они стали ближе друг другу, а это было главное.
Но у него не было ни малейшего ощущения того, что перед ним его жена. От одной только мысли о том, что фактически так оно и есть, ему становилось не по себе. И это с его представлениями о внутренней близости с человеком, который станет спутником его жизни, об удушающей нежности и ласке!
Внезапно он почувствовал себя связанным прочной, незримой нитью, от которой ему уже никогда не освободиться. И у него возникла страшная догадка, что она испытывает к нему те же самые чувства!
Они были слишком разные. Им никогда не понять друг друга.
И мысль о том, что он должен заключить ее в свои объятия этой ночью, была для него невыносимой. Она была нежной, миловидной девушкой. Но такой чужой!
Конечно, они могли простоять так всю ночь, а потом он уедет. Но даже если она и почувствует определенное облегчение от этого, она останется опозоренной на всю жизнь: муж бросил ее в первую же брачную ночь. Это было бы слишком жестоко, так не поступают! Глубоко вздохнув, он произнес:
— Может быть, пойдем в постель?
Ее щеки вспыхнули румянцем.
— Да, конечно.
Казалось, она вот-вот заплачет. Он подошел к ней, взял в ладони ее лицо, попытался улыбнуться как можно приветливее — но никогда в жизни на лице его не появлялось такой жалкой улыбки.
— Я выйду, пока ты будешь раздеваться, — сказал он. — Ты сможешь потом погасить свет?
Она лихорадочно кивнула. «Не делай вид, что собираешься на плаху», — подумал он и вышел из комнаты.
Некоторое время Анетта стояла, не шевелясь, крепко прижав друг к другу ладони, чтобы хоть как-то унять нервную дрожь. «Значит, его красивые слова были всего лишь маскарадом», — подумала она. Теперь же выступает наружу его истинное «я»: кровожадное животное, желающее наброситься на нее и сделать с ней… что? Этого Анетта не знала. Предупреждая о том, на что способны мужчины, мать говорила ей только о вещах грубых и ужасных — без каких бы то ни было пояснений. Болтовня же придворных дам была всего лишь боязливым хихиканьем. Анетта была готова ко всему, начиная с того, что он перемажет все ее тело нечистотами, и кончая тем, что он воткнет в нее нож.
И со всем этим было связано таинство зачатия ребенка! А она хотела иметь ребенка.
О, Господи, как она хотела, чтобы кто-нибудь объяснил ей все это! Почему мужчины такие приставучие? Что такое шлюха?
Она пала на колени перед Мадонной и стала тихо молить ее о том, чтобы та дала ей силы и мужество в эту ночь.
Он сразу же уезжает на войну. Благодарю тебя за это!
Когда Микаел вернулся, в комнате было так темно, что ему пришлось ощупью искать постель. Он с удовлетворением отметил, что она погасила свечу и перед ликом Мадонны. Должно быть, это стоило ей некоторых колебаний, он мог это понять. Ее добродетель противилась присутствию свидетеля, земного или небесного.
Она лежала на самом краю постели, на своей половине, и он быстро снял с себя все, кроме рубашки, и лег.
«Да поможет нам Бог», — мысленно помолился он.
Микаел не был мужланом. Он не торопил ее, нежно и осторожно гладя ее волосы, пока дыхание ее не стало подобно птице, зажатой в руке.
Анетта непрерывно молилась. Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum… О, Господи, что он делает, чего он хочет? Benedicta tu in mulieribus, — мама, мама! Почему Вы ничего не сказали мне об этом? Это же совсем не… et benedictus fructus ventris tui, Jesus.
О, нет!..
На миг она забыла свои молитвы.
Микаелу удалось сделать то, что он хотел, но это было мучительно, по крайней мере, для нее. Она вся вспотела, она была в шоке — и она была изумлена! Она была удивлена, ошарашена! Но хотя она и не оказывала сопротивления, это подтверждение брачного пакта нельзя было назвать удачным. Мускулы обхвативших ее рук были напряжены, так что она не решалась даже пошевелиться. Ее руки едва касались его плеч, губы были до боли сжаты. Беспомощная, оглушенная, жалкая, не уверенная ни в чем, не доверяющая никому…
Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen. Святая Мария, Матерь Божья, прости нам наши грехи, ныне и присно и вовеки веков! Аминь.
После этого Микаел услышал, как она плачет в подушку. Вытянув руку, он принялся неловко гладить ее по волосам.
Никто из них не был в состоянии говорить. Им больше нечего было сказать друг другу.
Они были одиноки, каждый в своем смущении, находясь друг от друга на тысячи миль.
После коротких учений Микаел отбыл в шведскую армию, находившуюся на берегах Балтики. С самых первых дней он возненавидел солдатскую жизнь, не стало лучше и потом. Он стал еще более замкнутым и немногословным, предоставленным самому себе, и его это вполне устраивало.
Он редко получал письма из дома. Но по крайней мере, знал, что Анетта ждет ребенка. Думая об этом, он с горечью улыбался. Как мало нужно, чтобы сотворить новую жизнь! Он написал ей письмо, в котором выразил радость, им совершенно не испытываемую. Он не испытывал никаких чувств к ребенку, который должен был появиться на свет, считая, что его это не касается.
Он даже не узнал, было ли отправлено его письмо.
Его часто пересылали из одного места в другое. Он побывал уже почти во всех воинских частях: на островах Уседом и Воллин, в Фор-Поммерне, в Висмаре. Он двигался на восток почти два года. Но в сражениях участвовал редко, чему был очень рад.
Однажды он получил письмо, которое долго странствовало за ним в пути. У него родился сын, хорошенький мальчик. Анетта решила окрестить его Домиником, в честь своего отца. Микаел написал ей, что имя ему нравится и что он будет рад приехать домой и взглянуть на малыша.
В тот вечер, когда он получил это известие, он долго сидел под звездами и думал.
«Станешь ли ты таким же одиноким, как и я? Дай Бог, чтобы ты не унаследовал мое одиночество, мою меланхолию и мою тоску!»
Время от времени он изумлялся тому, что у него есть сын. Но он не ощущал никакой связи ни с женой, ни с мальчиком. Он не представлял себя в роли отца, то было совершенно немыслимо.
В Висмаре он познакомился с дочерью хозяйки дома, в котором квартировался. Девушка недвусмысленно давала понять, что находит приятным молодого, изящного шведа. Микаел дружески болтал с ней в своей рассеянной манере, тайком присматриваясь к ней. Но у него было определенное понятие о чести: он был женатым человеком и считал себя обязанным сохранять верность жене, к которой не испытывал никаких чувств. Так что эта история ушла в песок, так и не начавшись, с грустной сценой прощания, когда он, наконец, неуклюже погладил ее по щеке. Со временем он забыл о ней, и она вскоре нашла утешение с другим симпатичным шведом.
1654 году королева Кристина отреклась от трона и приняла католичество. Королем стал герцог Пфальтц, принявший имя Карл X Густав, и сразу начались военные походы. Выбор пал на Польшу и Россию.
