— Не след в погосте убивать. Шли бы на двор, да там… коль уж неймется, — негромко отвечал парень, отскакивая к обороняющимся сегванам и отражая удар одного из сольвеннских воинов.
Тем временем Хальфдир успел вскочить на ноги и снова отодвинул ряд наседавших сольвеннов к середине комнаты.
— Беги отсюда, дурачок, пока не убили, — бросил он, не оборачиваясь, Зорко. — Иттрун! Помоги ему! — крикнул кунс вдруг.
Зорко не успел ничего сообразить, с трудом отводя очередной удар смертельной стали, как позади него в стене внезапно, без скрипа, отворилась небольшая дверь, откуда просунулась тонкая, но сильная девичья рука. Пальцы цепко обхватили свободное левое запястье Зорко и дернули его к себе. Опешивший венн на мгновение растерялся, и тут же один из сегванов, оказавшийся рядом, пихнул парня в эту самую дверь, да так ловко, что тот прямо повалился в проем, да мимоходом ударился обо что-то пребольно лбом, так что искры посыпались. Дверь мигом захлопнулась, и он очутился в полной темноте.
Глава 3
Внутренняя сторона степного ветра
— Зачем драться полез? — услышал он над ухом тихий, но внятный шепот.
Был бы это мужчина, Зорко бы еще, может статься, и не ответил бы, а ринул обидчика оземь да обратно в чертог выбрался. Женщине венн сопротивляться не стал, хоть и была она из сегванов: это по выговору сразу понятно стало.
— Нельзя человека убить, коли хлеб с ним ел, — мрачно ответил Зорко. — Да ты отпусти меня. Не убегу.
Из покинутой им трапезной ясно слышались выкрик и лязг мечей. Сегваны сдаваться не собирались, но ведь чем-то бой должен был кончиться! Либо сольвенны одолеют, либо сегваны к дверям прорубятся. Кто ж остановит, когда воины уже не на живот, а на смерть сошлись?
— Идем, — не допуская возражений, сказала девица. — Я тебя на задний двор выведу.
Зорко подчинился, сожалея о глупой ярости сольвеннского боярина и злоязычности кунса, но нимало не раскаиваясь в том, что вмешался в спор. Девица провела его каким-то темным коридором, ни разу по дороге не запнувшись, и они вышли наружу через низкую дверь в задней стене погоста.
На заднем дворе было на удивление тихо и пусто. Должно быть, все, кто испугался, попрятались по домам, остальные же помчались ко входу в погост — поглазеть, чем дело кончится.
Иттрун оказалась девицей одного с Зорко роста и таких же, наверно, лет. Одета была как все женщины у сегванов — в длинное платье повседневное, из двух холстин сшитое, да в передник. Украшений богатых Зорко не приметил, чему, правда, не удивился — не праздник ведь: так, медные обручи да срибулы и обереги на поясе тканом. Волосы у девушки были темно-рыжие, свитые в одну толстую косу, глаза серые, а лицом она была чиста, но не красива. Губы сухие, тонкие, прямые. Нос прямой, большеватый, как у всех, почитай, сегванов. А сама худа, будто голодный год случился.
— За то, что кунса выручил, он тебя отблагодарит, коли встретит когда, — продолжила Иттрун, уводя Зорко дальше, в проход меж избами, ведущий вверх по склону холма. — Хотя он и сам бы отбился, без тебя, — добавила она.
— Пусть так, — не стал спорить Зорко. Может, и отбился бы сегван, а может, и нет: лишним веннский меч не стал, это уж точно. — Только я с тобой дальше не пойду. У меня в трапезной короб остался, да и в печище мне не нужно. — И венн остановился.
Иттрун в ответ посмотрела на парня как на рехнувшегося.
— Тебя, венн, кит хвостом ударил? — спросила она серьезно.
О ките Зорко представление имел самое смутное, так что не обиделся.
— Я тебе не глуздырь какой, чтобы меня за руку водить, — ответил он. — За заботу благодарствую, девица, — и венн поклонился в пояс, — а дальше я уж сам как-нибудь.
Он было повернулся, чтобы идти обратно к погосту, но Иттрун снова бесцеремонно схватила его за запястье.
— Постой, — молвила она мягче. — Ты и впрямь ничего не знаешь?
— Да что такое я знать должен? — не выдержал Зорко. — Или вам здесь диво, что нельзя в трапезной меч обнажать?
— Выходит, не знаешь, — кивнула Иттрун, сама с собой соглашаясь, должно быть. — Пошли со мной, если живым остаться хочешь. По дороге расскажу.
Зорко пожал плечами: ладно, на короб его небось никто не позарится. Да и девица эта вряд ли ему какое зло причинит: меч, в случае чего, при нем остался.
— Пошли, — буркнул он. — Далече?
— Пока нет, — ответила Иттрун, отпустив наконец, его руку. — До конца улицы. Туда, где склон начинается.
Зорко оглянулся: со стороны погоста по-прежнему доносились крики и едва слышный за толстыми бревенчатыми стенами звон оружия. В печище же было безлюдно, словно все разом собрались и ушли куда-то в одночасье. Даже собаки не лаяли. Об этом Зорко не преминул тут же спросить.
— Жить еще не всем надоело, — отвечала Иттрун, зло усмехнувшись уголками рта. — Пошли скорее.
Зорко понял, что коса нашла на камень: ничего он у сегванки не вызнает, пока не придут они в какое-то непонятное место.
Наконец дома кончились, пошли огороды. Невдалеке возвышался тын. Улица, обращаясь на огородах в неширокую дорожку, вела к калитке. За оградой медленно шел вверх пологий очищенный от деревьев склон, а далее вставал стройный сосновый бор, покрывший всю гору вместе с вершиной.
Иттрун провела его к калитке, отодвинула засов и вывела наружу.
— А калитку кто запрет? — опять остановился Зорко. — И куда это ты меня ведешь? В лес мне вовсе не надобно, да и короб мой на погосте остался.
Женщину, даже девицу чужого народа, по веннской Правде уважать полагалось, но вот повиноваться ей вовсе не следовало. Право приказать — имели только матери.
— Короб, говоришь? — спросила сама себя девица. — Не пропадет твой короб. Сегваны не воры. Сегваны — воины.
Серые глаза Иттрун блеснули, как стальной меч.
«А венны, надо думать, не воины», — возразил про себя Зорко.
— Здесь говори, — заупрямился он. — Иначе сейчас обратно поверну.
— Странный вы народ, венны, — покачала головой Иттрун. — Сегван меня бы и слушать не стал да за косу обратно оттащил, не знай он, кто я такая. А нарлакский мужчина порадовался бы только, что девица с ним наедине сама в лес идет. Да после бы жалел, — опять усмехнулась она недобро. — До опушки хоть не боишься со мной дойти?
— Не боюсь, — пожал плечами Зорко. — И за косу свою можешь не тревожиться. Не смекаю только, зачем в лес уходить, чтобы два слова сказать. Этак каждый раз не набегаешься.
— Каждому слову свое место, — не спустила Иттрун. — За иными меня пять зим в лес зазывали. Ты только не вздумай…