– Так вот, твой отец дал карту мне, чтобы я отдал тебе, и если я сам выбрал время и место, стыдно роптать, если вспомнить, как трудно было тебя найти. Твой отец своего имени не помнил, когда вручал мне этот пергамент, и не назвал твоего; так что, в общем и целом, считаю, что заслужил благодарность. Вот. — И он вручил карту Торину.
– Не понимаю, — сказал гном, и Бильбо с ним мысленно согласился. Объяснение ничего не объясняло.
– Твой дед, — медленно и мрачно начал волшебник, — вручил эту карту сыну перед тем, как отправиться в Морию. Когда он погиб, твой отец решил попытать счастья с картой и пережил много пренеприятнейших приключений, но до Горы так и не добрался. Я нашел его пленником в застенках у Некроманта — уж не знаю, как он туда попал.
– Что ты там делал? — с содроганием спросил Торин, и все гномы поежились.
– Неважно. Кое-что выяснял, по обыкновению, — и опасное же это было занятие! Даже я, Гандальф, чудом унес ноги. Я пытался спасти твоего отца, но было поздно. Он повредился в уме и заговаривался, помнил только про карту и ключ.
– Мы давно поквитались с морийскими гоблинами, — сказал Торин. — Дойдет черед и до Некроманта.
– Полегче! Этого врага гномам не одолеть, даже если собрать их со всех четырех концов света. Твой отец хотел одного: чтобы его сын прочел карту и воспользовался ключом. Хватит вам за глаза Горы и дракона!
– Слушайте, слушайте! — нечаянно сказал Бильбо, причем вслух.
– Что?
Все разом повернулись к нему, и Бильбо от растерянности выпалил:
– Слушайте, что я скажу!
– Так что же? — снова спросили гномы.
– Ну, я бы сказал, что стоит отправиться на восток и осмотреться на месте. Есть черный ход, и даже драконы когда-нибудь да спят. Посидите на пороге и что-нибудь непременно придумаете. И, знаете, мне кажется, что мы для одной ночи говорим уже слишком долго, если вы меня понимаете. Как насчет того, чтобы лечь сейчас и тронуться пораньше? Я накормлю вас плотным завтраком перед тем, как вы двинетесь в путь.
– Двинемся, вы хотели сказать, — заметил Торин. — Разве не вы взломщик? И разве не ваше дело сидеть на пороге, не говоря уже о том, чтобы проникнуть внутрь? Однако насчет сна и завтрака я согласен. Перед долгой дорогой я предпочитаю яичницу из шести яиц с ветчиной, хорошенько прожаренную, и чтоб желтки не полопались.
Все остальные заказали себе завтраки, не добавив даже «пожалуйста» (чем немало раздосадовали Бильбо), и поднялись из-за стола.
Ну и хлопот же было устроить их на ночь! Хоббиту пришлось стелить на стульях и диванах во всех свободных комнатах, так что в свою кроватку он ушел очень усталый и не слишком довольный. Одно он решил твердо: не вскакивать чуть свет и не готовить гномам их треклятые завтраки. Туковское в нем заметно пошло на убыль, и он вовсе не был уверен, что утром куда-нибудь отправится. В постели он слышал, как Торин напевает себе под нос в лучшей гостевой спальне прямо за стеной:
К вершинам далеким, к туманам седым,
К ущельям, где вьется заоблачный дым,
В скалистые горы, в подземные норы
Уйдем за сокровищем древним своим.
Под эту песню Бильбо заснул, и спал беспокойно. Проснулся он много позже рассвета.
Бильбо подскочил, надел халат и кинулся в гостиную, но вместо гостей застал только следы обильного и поспешного завтрака. В комнате все было вверх дном, на кухне громоздилась грязная посуда. В ход пошли чуть ли не все его котелки и сковородки. Как ни хотелось Бильбо думать, что вчерашние гости привиделись ему в страшном сне, немытая посуда осязаемо убеждала в обратном. У него даже полегчало на сердце: гномы ушли, не потрудившись разбудить хозяина (правда, и «спасибо» не сказали). Впрочем, к радости примешивалось легкое разочарование, удивившее его самого.
– Угомонись, Бильбо Бэггинс! — сказал себе хоббит. — В твои ли годы думать о драконах и прочей иноземной чепухе!
Поэтому он надел фартук, развел огонь, вскипятил воду и перемыл посуду, а засим уютно позавтракал на кухне, прежде чем приниматься за уборку в гостиной. К этому времени солнышко сияло, дверь стояла нараспашку, и в нее задувал теплый весенний ветерок. Бильбо принялся громко насвистывать, мало-помалу забывая о вчерашних гостях. Он успел соорудить себе второй завтрак и уютно устроился у открытого окошка в гостиной, когда вошел Гандальф.
– Любезнейший, — сказал тот, — не стоит ли поторопиться? Кто-то говорил, что надо тронуться пораньше, а теперь сидит завтракает, или как у вас это называется, в половине одиннадцатого утра! Они не могли ждать, поэтому оставили записку.
– Какую записку? — спросил бедный Бильбо Бэггинс в полнейшем замешательстве.
– Силы слоновьи! — вскричал Гандальф. — Ты, наверное, совсем потерял голову, раз даже не протер каминную полку!
– Что если и не протер? Мне пришлось перемыть гору посуды!
– Если бы ты протер полку, то нашел бы под часами вот это. — Гандальф протянул Бильбо послание (написанное, разумеется, на собственной бумаге хозяина).
«Торин со товарищи взломщику Бильбо — здравствовать!
Всеглубочайше признательны за оказанное гостеприимство; предложенную профессиональную помощь с благодарность принимаем. Условия: оплата наличными по получении, в размере до (но не сверх) одной четырнадцатой общей прибыли (при благоприятном исходе предприятия); дорожные издержки в любом случае, возмещение похоронных расходов нами или нашими представителями, буде возникнет такая надобность и дело не устроится каким-то иным образом.
Не видя необходимости тревожить ваш досточтимый сон, мы отбыли для завершения необходимых сборов и будем ожидать Вас в корчме «Зеленый дракон», Заречье, в 11 утра ровно. Рассчитываем на Вашу пунктуальность.
Честь имеем оставаться,
Искренне Ваши,
Торин со товарищи»
– Осталось десять минут. Придется бежать, — сказал Гандальф.
– Но… — начал Бильбо.
– Некогда, — сказал волшебник.
– Но… — снова начал Бильбо.
– Тоже некогда. Марш!
До конца своих дней Бильбо не мог понять, как очутился на улице без шляпы и трости, да и вообще без денег и всего, с чем обычно выходил из дому; он помнил только, что, не доев завтрак и не вымыв посуду, сунул Гандальфу ключи и со всех мохнатых ног припустил по аллее, мимо большой мельницы, через Реку и отмахал еще милю с лишком. И как же он запыхался, когда добежал до Заречья с одиннадцатым ударом часов и обнаружил, что не захватил с собой носового платка!
