Я, воспользовавшись случаем, тут же вытряхнула из мешочка принесенные с собой травы и занялась «левым» заказом — естественно, безо всяких рецептиков, полагаясь только на чутье. По дороге домой заверну к кузнецу, вчера жаловавшемуся на боль в правом боку, и отдам ему свежую настойку, а он взамен бесплатно подкует Дымка.
Стук и звяканье не намного опередили раскатистый чих. Можно было и не вешать над дверью колокольчик — заполонявший лавку травяной дух не оставлял равнодушным ни один нос. Особенно этот, словно созданный для вынюхивания.
В лавку, шурша напяленными поверх валенок лапотками, просочилась бабка Шалиска. Я незаметно поморщилась. «Войти» или «заскочить» эта карга не могла по определению, только прошмыгнуть или просочиться, как змея в щелку. Человеческое селение без подобных старух — что банка варенья без плесени. Их вездесущие глаза, всеслышащие уши и болтливый язык не дадут вам незаметно гульнуть с чужой женой, закрутить залом[Связать пучком несколько колосьев, что якобы наведет порчу на всё поле. Распространенное и совершенно безосновательное суеверие, т. к. поставить или убрать действенный залом может только квалифицированный маг (рекомендуемый гонорар за второе — пять золотых, штраф (…выходит, надо просить не меньше двадцати…(пометка на полях), за первое — пятнадцать). См. К. Лабская. Краткий справочник мага-практика. ]на соседском поле и уж тем более побегать по округе на четырех лапах. Впрочем, надо признать, действуют эти бабки совершенно бескорыстно. Лучшей наградой для них будет полюбоваться из-за заборчика на результаты своих трудов — семейный скандал, драку между соседками или костер высотой с избу.
Из-за таких вот Шалисок и приходится жить на отшибе за городом. В селении от них даже в подвале под одеялом не спрячешься.
— Здравствуй, деточка! Давненько я у вас тут не была, хвала богам, да вот опять, чтоб ее лихо, хворь поясничная приключилась, ей-ей, ни сесть, ни встать, и куда ж мне, бедной, деваться… — фальшиво-слащавым голосом зачастила бабка, попутно обшаривая меня профессиональным взглядом. Ничего компрометирующего вроде синяка или новых сережек не обнаружила и заметно расстроилась, так что я улыбнулась ей куда искреннее.
Интересовала бабку мазь от прострела (меньше надо подглядывать в замочные скважины, по улицам она носилась как молоденькая!), и я, открыв шкафчик с готовыми снадобьями, мстительно выбрала самую сомнительную баночку. За это время пронырливая Шалиска успела сунуть нос на две полки, в сундук с травами и даже заглянуть под лежанку для осмотра больных. Вряд ли она на самом деле рассчитывала обнаружить там мужчину и наконец-то осчастливить местных кумушек байками о моей личной жизни в рабочее время, но инстинкты матерой сплетницы были неистребимы.
Когда я обернулась (звериный слух ничем не хуже глаз на затылке), бабка уже снова сидела на лавочке, чинно сложив сухонькие руки на обтянутых юбкой и передником коленях. Болтать она, кстати, не прекращала ни на секунду, надеясь, что я потеряю бдительность и тоже ей что-нибудь расскажу.
— …а нелюдев энтих в городе нонче куда ни плюнь, понабежали из своих гор, чисто клопы с тараканами, скоро и вовсе людей выживут, охти, горюшко-о-о… — С завываниями покачавшись из стороны в сторону, бабка внезапно остановилась и совершенно нормальным, деловитым голосом спросила: — А знаешь, что они сами говорят?
В этом вся Шалиска. Вызвать на откровенность, участливо поойкать и покивать, а за спиной наговорить гадостей. Кстати, гномов и троллей в Выселке с каждым днем и в самом деле становилось всё больше, но вели они себя очень скромно, селясь по родичам и не гнушаясь никакой работой.
— Нет, — покорно сказала я, прекрасно зная, что положительный ответ Шалиска всё равно в расчет не примет, полагая, что ее версия самая точная и правдивая.
— Будто бы завялося в ихних краях эдакое ма-а-ахонькое страховидло с горбиком, и как увидит гнома — вцепится аки пиявка, кряхтит да охает и нипочем не отстанет, покуда всю кровь не испортит! А в нашем городе, дескать, энтая… их… ик… икхолохическая ниша уже занята, вот оно сюда носа и не кажет!
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Похоже, гном бабке подвернулся проницательный и с чувством юмора. Представляю, с каким серьезным видом он втолковывал ей эту чушь.
— Как будто ельфоф нам по соседству мало, — продолжала бубнить старая кочерыжка. — Шастають по улицам, как по свому лесу, даже тетиву с луков не сымают… скоро орки прям на конях посередь города скакать будут, а там и вомперы налетят, чесноку им в глаз…
Отделаться от Шалиски можно было только одним способом (вообще-то двумя, но куда потом девать труп?!).
— А вы не знаете, — как бы между прочим поинтересовалась я, — что там с утра за драка возле ратуши была?
Кто его знает, может, и была. Место оживленное, раз в день хоть собаки да сцепятся. Бабка Шалиска заглотнула наживку, как дракон девственницу.
— Ну, пойду я, пожалуй, деточка, — засуетилась она, пряча баночку и с кряхтением извлекая из кошеля самую потертую монету. — А то сама знаешь — дома не прибрано, корова не доена, свиньи не кормлены, кто ж, кроме меня, позаботится…
Лапоточки назло всем прострелам (разве что из арбалета попробовать?) бодро засеменили к двери. Я аккуратно пересыпала содержимое ступки в маленький холщовый мешочек и выглянула в окно. Бедная корова, несчастные свинки…
За порогом меня встретила мокрая тряпка, тщательно расстеленная по полу. Пожав плечами, я вытерла ноги. Вряд ли маленький паршивец успел выкопать под ней ловчую яму.
Кухня пугала чистотой. Все чашки-миски, даже треснутые, рядком выстроились на посудной полке, перемытые до блеска. Отскобленная печь сменила цвет с черного на кирпично-рыжий, паучьи махры под потолком исчезли. Колдун мирно спал, а парнишка сидел на полу, привалившись спиной к постели, и читал какую-то потрепанную книжонку. Он и сам успел вымыться, простирнуть одежонку и остричь грязные ногти. Длинные космы превратились в аккуратный льняной хвостик.
На скрип двери он встрепенулся, торопливо сунул книгу под одеяло и вскочил.
— Ну-ну, — скептически бросила я, на ходу расстегивая кожушок, — а хлебом-солью почему у порога не встречаешь? На, встряхни и повесь.
Открыла дверь в комнату, окинула наметанным взглядом, принюхалась. Нет, не заходил. Ну и я тогда могу не торопиться. Подсела к столу, устало откинулась на спинку стула. Лень было вставать, снимать сапоги, готовить… Может, пожевать хлеба с салом и завалиться спать?
Вернулся парнишка с отряхнутым кожухом. Повесил на крючок, погремел ухватом в печи и так же молча шлепнул передо мной дымящуюся тарелку с каким-то месивом, серым и комковатым. Прямо как разносчик в доме призрения.
