Но до Дельконы мы так и не доехали — через несколько дней у Стембы из-за воспалившейся раны на ноге начался страшный жар, да и я простыла во время последнего перехода, так что мы остановились в хоть и небольшом, но достаточно хорошо укреплённом Крожбо. Продав одного из коней, Нарсия сняла просторную мансарду в одном из окружающих рыночную площадь домов и, достав необходимые припасы у местных травников, стала терпеливо выхаживать всех нас…
Наше житьё в Крожбо было на диво монотонным и серым: перевязки, лекарства, настои, однообразная еда… Впрочем, дело было не только в них — от одного взгляда на целый день проводящую в кресле, монотонно покачивающую головой мать тускнели даже освещающие мансарду солнечные лучи. Хотя прабабка ничего мне не говорила, я каким-то образом понимала, что прежней мать не будет уже никогда, но даже это горькое знание не поколебало охватившего меня равнодушия. Я всё ясно осознавала, отвечала на заданные вопросы, терпеливо сносила перевязки медленно заживающей руки и ежедневное втирание в голову смешанной с яичным желтком крапивной настойки — у меня ни с того ни с сего начали сыпаться волосы, и Нарсия отчаянно боролась с этим моим новым недугом, — но всё вокруг представлялось мне странно выцветшим и безразличным. Теперь большую часть дня я проводила у окна, равнодушно наблюдая за суетящимися внизу горожанами, но предпраздничная суета одетых в яркие платья людей казалась мне чем-то сродни муравьиному мельтешению — я не видела в этом ни смысла, ни цели…
Между тем непрестанно бегущее вперёд время приносило свои плоды — от ран потихоньку начал оправляться Стемба. Сильно похудевший, с коричневой коркой на изуродованной щеке, он встретил собственное выздоровление с таким воодушевлением, что Нарсия с трудом загнала его обратно в постель, но вылёживаться без дела «Лис» смог от силы ещё три дня, а потом решительно потребовал для себя работы по дому. Вначале Нарсия сгрузила на него растопку печи и готовку, решив, что этого вполне хватит, чтобы успокоить только-только вставшего с кровати воина, но не тут-то было. Уже вскоре всё ещё сильно хромающий Стемба таскал воду из колодца и помогал прабабке ухаживать за матерью.
Между тем Нарсию беспокоили не только неуёмность Стембы и моя молчаливость: блуждающие но Крожбо слухи были странными и более чем противоречивыми — в них невозможно было выловить даже крупицу истины. А поэтому прабабка, оценив расторопность с каждым днём набирающегося сил «Лиса», всё же решилась сама съездить в Делькону, чтобы узнать правду. Она уехала из Крожбо ранним и ясным утром сразу же после праздника Свечей, снабдив Стембу подробнейшими руководствами по поводу остающихся у него на попечении матери и меня.
Стемба же, ухаживая за матерью в точности так, как велела ему прабабка, в отношении меня умудрился нарушить почти все строжайшие предписания. Он уже несколько раз пытался разговорить меня или заставить улыбнуться, но все его шутки оставались без отклика, и теперь «Лис», не имея над собою надзирающего ока, пошёл в атаку.
Уже на следующий день после отъезда Нарсии ненадолго выбравшийся в город Стемба разложил передо мною целых три пряника:
— Посмотри, что я тебе принёс! Вот у этого, в виде бельчонка, — начинка с орехами, заяц — мятный, а медведь, соответственно, медовый… Ну, какой ты хочешь?
Я послушно посмотрела на покрытое глазурью, похожее на игрушку лакомство — раньше я безумно его любила, а теперь мне почему-то было всё равно…
— Мне не хочется есть, Стемба… Совсем…
«Лис» ошарашенно посмотрел на меня, перевёл взгляд на пряники…
— Малявка, давай я их на стол положу, а ты возьмёшь когда захочешь, хорошо?
Вместо ответа я кивнула и отвернулась к окну…
Пряники сиротливо лежали на столе до самого вечера — Стемба хмурился, но больше не упрашивал меня их взять, лишь после ужина со вздохом убрал на кухонную полку… Впрочем, сдаваться он не собирался. Вечером, уложив мать в постель, он, согласно указаниям Нарсии, принялся за мои косы, но, посмотрев на гребень, всего за пару движений забившийся волосом, вздохнул…
— Эх, малышка, твоя прабабка — очень мудрая женщина, но в этот раз её мудрость что-то не помогает… Может, острижём твои косы — так они и сыпаться не будут, и новый волос быстрее в рост пойдёт…
На это более чем смелое предложение — можно было только представить, как разгневается прабабка, увидев свою внучку без главного девичьего украшения, — я ответила уже начавшим входить у меня в привычку «как знаешь…», и Стемба не выдержал:
— Как знаю, как знаю… Да ничего я не знаю, но и видеть тебя такой больше не могу! — «Лис» отложил гребень и, встав со своего места, начал развивать план действий. — Значит, сперва мёртвый волос срежем, затем я как следует тебя пропарю, а потом дам лекарство, которое матёрых вояк пронимает, а следовательно, и тебе помочь должно…
Если энергично щёлкающие вокруг головы ножницы так и не нарушили моего безразличного спокойствия, то купание поневоле заставило оживиться. Вода в лохани была такой горячей, что я едва не выпрыгнула из неё рыбкой, но Стемба, ничтоже сумняшеся, опять впихнул меня в исходящую паром воду и тёр жёсткой рукавицей до тех пор, пока с меня чуть кожа не слезла. Когда же меня полностью распарило и разморило, «Лис» выудил меня из лохани и, укутав в тёплое одеяло, усадил к себе на колени.
— Ну, а теперь самое главное. — Он подхватил со стола небольшую чашку и протянул мне: — Пей.
У налитого в кружку лекарства был очень странный и довольно резкий запах, показавшийся мне смутно знакомым… Кажется, так иногда пахло от отца… И от других «Лисов» тоже… Я заглянула внутрь чашки — на дне плескалась бледно-золотистая жидкость…
— Что это, Стемба?
«Лис» усмехнулся.
— Незаменимая вещь, малышка, — лекарство от душевных ран и телесных хворей… Лендовцы васкан из ячменя делают и о-о-очень уважают, да и мы признаём, когда его нам купцы привозят…
К концу монолога «Лиса», я поняла, что мне предлагают, и недоумённо воззрилась на Стембу.
— Это выпивка?.. Но разве можно…
— Нужно… — разрешил мои сомнения Стемба. — Пей…
На вкус хвалёное лекарство мне совсем не понравилось — оно было резким и сильно обжигало рот и горло, но тем не менее «Лис», дождавшись, когда я прокашляюсь, тут же поднёс мне очередную порцию.
— Надо ещё немного… Вот… Умница…
После второго захода огненный напиток не только опалил мне горло, но и потёк по жилам — мне стало невыносимо жарко, а голова пошла кругом. Закрыв глаза, я прижалась к Стембе.
— Мне плохо…
А «Лис» огладил мою стриженую голову и тихо сказал:
