…День пролетел как одно мгновение. Мастер, казалось, видел все и вся. Стоило мне только на минутку остановиться и попытаться передохнуть, как тут же раздавался его голос: «Каин, закончил? Тогда быстро ко мне, дам следующее задание».
Неудивительно, что вечер стал «прекрасным» завершением дня и, пока я чистил и полировал все учебные мечи, наступила глубокая ночь. Понятное дело, что ужина мне не досталось.
На следующий день я встал рано. Прошмыгнув на кухню, стащил пару кусков хлеба и сыра, а затем отправился на тренировочную площадку. Мастер уже был на месте, осматривая те тренировочные мечи, которыми я вчера занимался.
— Плохо блестят, сегодня повторишь. А также завтра и послезавтра, пока я не увижу, что они блестят, как на параде, — он возвратил мечи в стойку. — А сейчас давай подметай арену, и чтобы я не заметил ни одного камешка!
Я уныло приступил к работе.
Две недели пролетели, как один день. Я был занят с рассвета и до глубокой ночи, времени не оставалось ни на что. Гита сердилась на меня, ведь я так и не сдержал данного ей обещания. Она так и ходила надутая вторую неделю, ввергая ползамка в недоумение и грусть.
Эти две недели я делал всю работу на площадке, где тренировались и опытные бойцы, и мальчишки чуть старше меня, которые только готовились пройти посвящение. От них я постоянно терпел насмешки и обидные слова. Они специально кидали камни и куски щепок, чтобы я убирал.
Им, конечно, забавно было издеваться над сыном Повелителя, который сейчас исполнял всю черновую работу. Однажды я не вытерпел и набросился на них с кулаками. Ничего хорошего из этого, понятное дело, не вышло, так как мальчишки были намного взрослее меня и занимались с мастером довольно долго. Поэтому, кроме заплывшего лица и синяков по всему телу, я ничего не добился.
На следующий день мастер взглянул на меня, но промолчал. Несколько дней, пока не сошли синяки, я старательно скрывался от отца и Гиты. Единственной отдушиной во всем этом были воспоминания о эльфийке и предвкушение того момента, когда я снова ее увижу. Почему-то ночные размышления о ней, даже после самого тяжелого дня, спасительно на меня действовали, позволяя назавтра чувствовать себя лучше.
— Отец! — догнал я Повелителя в коридоре замка вечером перед походом в Лес.
Отец остановился и повернулся ко мне. От его внимательных глаз, казалось, ничто не могло укрыться.
— Разреши мне сделать завтра выходной! Мне очень надо! — попросил я, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Хорошо, сын. Вализир доволен твоей работой. Почему бы и нет? — он пожал плечами и, развернувшись, пошел дальше.
«Хорошо, что он не стал ничего спрашивать, — с огромным облегчением подумал я, — иначе пришлось бы опять врать».
Никогда не думал, что буду с таким нетерпением ждать, когда встречусь с девчонкой. Сердце забилось сильнее при мысли о ней, и я пошел к себе.
Встав раньше обычного, я умылся, а затем долго и придирчиво выбирал одежду. Остановился на парадном костюме сына Повелителя, черном с серебряной окантовкой. Быстро и, главное, незаметно просочившись между слуг, я покинул замок. Мне хотелось уйти раньше, чтобы осталось больше времени на разговоры с эльфийкой. Когда я подошел к границе Леса, то очень удивился, никого не увидев.
«Странно, — подумал я. — Такого просто не может быть, чтобы Старейшина не сдержал слова».
Я прождал больше часа, но проводник так и не явился.
«Ладно, — решился я, — пробрался один раз, проберусь и второй».
Подняв валявшуюся неподалеку длинную палку, я попытался пойти тем путем, которым меня вели назад эльфы. Но первая же ловушка показала мне, что эльфы сменили их местоположение, и мой путь снова превращался в опасный лабиринт.
Пробираясь мимо ловушек, я злился на Старейшину, тупых эльфов, не сдерживающих собственные обещания, и на себя — за то, что вообще пошел на встречу. Уже на подступах к деревне я, обходя замаскированный самострел, умудрился свалиться в яму, полную жидкой грязи. Выругавшись про себя, осмотрел свой парадный костюм, точнее, то, что от него осталось после хождения по эльфийскому Лесу. Рукава висели лохмотьями, штаны зияли прорехами, а сверху все это было обмазано толстым слоем грязи.
Решив отыскать ручей, чтобы хоть как-то почиститься, я вспомнил уроки Зиры. Она говорила: когда нужна вода, просто обратись к себе и услышишь, откуда она зовет. Правда, раньше подобные фокусы у меня не получались, но в этот раз я был настолько зол, что как только сосредоточился, то сразу услышал шум ручья справа от себя. Отмывался я долго, но ничего хорошего из этого не вышло: грязь смешалась с глиной, поэтому остатки моего камзола приобрели непонятный вид и цвет. Поняв, что, если продолжу в том же духе, будет только хуже, я решил возвращаться домой. Не встречаться же с Ал'лилель в таком виде! Но, как назло, не успел я сделать и двух десятков шагов в обратном направлении, как меня догнали эльфы. Несмотря на мой кошмарный вид, никто из них даже бровью не повел. Они просто показали рукой в сторону деревни.
«Где вы были раньше, когда я лез через эти гадские ловушки?» — злобно подумал я.
Чем дальше я шел по деревне, тем неуютней мне становилось, а когда подходил к уже знакомому мне дереву с навесом, стало совсем плохо — дети и подростки тыкали в меня пальцами и тихо смеялись.
«Наверное, сегодня я своим видом разрушил те сказки о грозных и страшных вампирах, которыми их пугали взрослые», — грустно решил я.
Впрочем, взяв себя в руки, я принял гордый, независимый вид, поднял повыше подбородок, расправил грудь и замедлил шаг. Пусть знают: неважно, как выглядит сын Повелителя, главное, как он себя ведет.
Подойдя к столу, я уселся, торча посреди деревни, как пугало в огороде, мысленно проклиная все и вся, а особенно Старейшину, который, похоже, решил надо мной посмеяться.
Тут из дома раздался шум, внутри что-то упало, и знакомый звонкий голос закричал:
— Отец, я его встречу!
Оглянувшись на звук голоса, я застыл в недоумении. Все мои чувства как будто исчезли, сердце замерло, и дыхание остановилось: из дома выбежала моя мать и бросилась ко мне!
— Каин! Как я рада, что ты все-таки пришел! — закричала она.
Я понял, что это не мама, а Ал'лилель. Да, она была очень похожа на мою маму: такие же большие зеленые глаза, такие же губы, скулы и фигура. Внешность мамы я знал наизусть и мог описать ее с закрытыми глазами, так как рассматривал ее портрет часами. О ней мне никто ничего не рассказывал. Сколько я ни упрашивал, отец всегда переводил разговор на другую тему, а Зира просто злилась и уходила к себе. Очень скоро я узнал, что любые разговоры о моей матери находятся под строжайшим запретом.
