Маленький болотный еж сидел на рукомойнике. Своей тревожно человечьей лапкой он сумел повернуть кран и теперь играл со струйкой воды. Увидев, что Дом проснулся, он издал звук, похожий на царапанье ногтем по стеклу. Контрабандист говорил, мол, это признак того, что зверушка счастлива.
– А ты умненький, правда? – сказал Дом, отключая поле теплого воздуха и сбрасывая ноги с кровати.
Тут он увидел, что его одежда аккуратно развешана на манекене, и прикусил губу. От вчерашнего остались только болотный еж, заживший шрам на груди и несколько болезненных воспоминаний от беседы с Кородором.
Председатель Планетарного Правления. В его собственность перейдет три процента добычи пилака. Он будет председательствовать на бесчисленных заседаниях комитетов, а раз в год делать традиционный ежегодный отчет на традиционном Ежегодном Общем Собрании. И такой отчет будут писать за него. Хрш-Хгн неоднократно ясно это давал понять. Председатель в Правлении планеты необходим так же, как ноль в математике, но у того, чтобы быть нулем, есть большие недостатки…
Математика. Что-то такое, с ней связанное… Ему следовало бы помнить. Ладно, само придет. Помывшись, Дом с трудом натянул толстый серый костюм и выбрал короткий парик из золотых волокон.
В дверь вежливо постучали.
– Валяйте, – сказал Дом.
Дверь распахнулась, и, вбежав в комнату, Кеджа бросилась обнимать брата. Она смеялась и плакала разом. На одно конфузливое мгновение он едва не задохнулся в ее шелках, но тут сестра отступила на шаг, чтобы внимательно на него посмотреть.
– Вот те на, господин Председатель! – воскликнула она. Потом опять бросилась его целовать. Он выпутался, насколько возможно, тактично.
– Я пока еще не Председатель, – начал он.
– Фу! Что такое несколько часов? Ты как будто не слишком рад меня видеть, Дом, – прибавила она с упреком.
– Честное слово, рад, Ке. В последнее время у нас тут немного беспокойно.
– Я слышала. Контрабандисты и так далее? Весело? Дом задумался.
– Нет, – сказал он. – Я бы сказал, скорее, странно.
Кеджа скользнула взглядом по комнате. Та была загромождена вещами Дома: старый анализатор Брендикина, заваленный раковинами стеллаж, голограмма Башни Шутников и кубы памяти на каждой плоской поверхности.
– Как же изменился старый дом, – сказала она, наморщив носик, потом сделала пируэт перед высоким зеркалом. – Я похожа на замужнюю женщину, Дом?
– Не знаю. Каков собой твой Птармиган?
Церемония подписания брачного контракта состоялась два месяца назад, после чего у Дома осталось лишь очень смутное воспоминание об очень большом, свирепого вида старике.
– Он добрый, – сказала Кеджа. – И, конечно, богатый. Не такой богатый, как мы, но, как бы это объяснить, больше этим богатством щеголяет. Его дети пока меня не полюбили по-настоящему. Тебе надо приехать к нам с официальным визитом, Дом! На Лаоте так жарко и так – понимаешь! – сухо. Да, кстати, я привезла тебе подарок.
Просеменив к двери, она вернулась с роботом-слугой, который нес какую-то коробочку.
– Он пятого класса. Один из наших лучших, – гордо объяснила она.
– Робот? – переспросил Дом, выжидательно смотревший на коробочку.
– Строго говоря, он гуманоид. Совершенно живой, только механический. Нравится?
– Очень!
Подойдя к высокой металлической фигуре, Дом ткнул ее пальцем в грудь. Робот поглядел на него сверху вниз.
– Интересно, и почему мы изготавливаем неэффективных с точки зрения формы человекообразных роботов, а не симпатичные обтекаемые машины?
– Из гордости, сэр.
– Ха, неплохо! Как тебя зовут?
– Насколько я понимаю, Исаак, сэр.
Дом почесал в затылке. Жилые купола кишели роботами третьего класса – добрыми, но глуповатыми, которых Дом помнил с раннего детства: скучные голоса, мягкие, ради ребенка снабженные подушечками руки. Его мать, которая редко покидала свой купол, их вообще не любила, даже готовила себе сама. Она говорила, что они все как один идиоты и совсем не похожи на настоящих с Лаота. Дом был в растерянности.
– Э… можно не так официально, Исаак?
– Как скажешь, босс.
– Вижу, вы прекрасно поладите, пытаясь обхитрить один другого, – сказала Кеджа. – Ну, мне пора. Кстати, бабушка сказала, ты должен спуститься в главный купол, Дом. Для Рабочего Завтрака.
Дом вздохнул.
– Я за последние несколько дней двадцать лекций от Хрш-Хгна выслушал.
Кеджа остановилась как вкопанная.
– Это еще что такое? – воскликнула она, указывая на существо на рукомойнике.
Дом поднял мокрую зверушку за шкирку.
– Болотный еж. Я зову его Еж. Мне… Я нашел… э… – Он нервно моргнул. – Кажется, я нашел его вчера в топях. Я… я немного запутался.
Она поглядела на него, и в глазах сестры Дом увидел тревогу.
– Все в порядке, – пробормотал он. – Это от ожидания.
– Ну, как скажешь… – протянула Кеджа и перевела взгляд на Ежа. – Какой же он безобразный!
– Прошу прощения, мэм, сэр, но это не он, а оно, – пророкотал робот. – Гермафродит. Яйцеродный. Полухолоднокровный.[3] В меня заложена полная информационная база данных по формам жизни на Противусолони, сэр. Шеф. Что надо.
– Если подхватишь зооноз, меня не вини, – сказала Кеджа и сердито выбежала из купола. Дом поглядел на Исаака.
– Зооноз?
– Паразитное заболевание, передающееся людям. Ни шанса, приятель.
Сделав несколько шагов к Дому, Исаак протянул ему коробочку. Отпустив зверька, который тут же принялся обнюхивать ноги робота, Дом взял ее и открыл.
– Здесь гарантийный сертификат, руководство по эксплуатации и обслуживанию и акт передачи собственности, – сказал Исаак.
Дом поглядел на него недоуменно.
– Тело и гипотетические сверхъестественные конечности, босс, – протараторил робот, поспешно отступив, когда Дом протянул ему коробочку. – Ну нет, шеф. Ты должен. Я самовладения не одобряю.
– Крас! Да за это люди три тысячи лет боролись!
– Но мы, роботы, точно знаем, ради чего нас создали, босс. Никаких стремлений открыть сокровеннейшие тайны нашего творения. Никаких проблем.
– Неужели ты не хочешь быть свободным?
– Что? И чтобы Господь обвинял в Мироздании меня? Разве тебе не пора пройти теперь в главный купол?
Дом свистнул, и Еж вскарабкался ему на плечо и обвился вокруг шеи. Бросив свирепый взгляд на робота, Дом широким шагом покинул купол.
Традиция повелевала, чтобы Рабочий Завтрак потреблялся Председателем в одиночестве утром в день его вступления в должность. Проходя по покинутым коридорам, Дом испытывал уютно знакомое чувство, что за ним наблюдают. Старый Кородор засеял все кругом крохотными камерами и робонасекомыми – ходили слухи, что он даже себя проверяет на благонадежность.
