Сомнений нет: дракона привела молва о наших богатствах. Эти твари похищают сокровища у кого только могут, — у эльфов, у людей, у карлов, — собирают их в огромные кучи и лежат на них, оберегая от всех и вся, пока живы (а живут драконы вечно, если их не убьют), но никогда не воспользуются даже самым завалящим медным колечком. Драконы с трудом отличают изящное изделие от безобразного, хотя сами прекрасно знают, что по чём. Эти ящеры ничего не умеют — даже разболтавшуюся чешуйку укрепить на своём теле. А в те дни на Севере развелась тьма тьмущая драконов, и, когда карлы бежали или погибли в битвах, золото иссякло, и наступило разорение, которое всегда приносят драконы. Самым жадным, сильным и свирепым в ту пору был Смауг. В тот злосчастный для нас день он взмыл в небо и помчался на юг. Шум с Севера был подобен вою урагана, а сосны на подкряжьях скрипели и трещали от бури. В то время я как раз бродил вокруг Горы вместе с другими карлами. Это и спасло мне жизнь. Издалека мы увидели, как Смауг, озаряемый огненными вспышками, опустился на Гору и медленно пополз по склону вниз. Миг — и лес запылал так, что пламя достигло поднебесья. А в Доле уже тяжко звонили в колокола, воины в спешке вооружались, надевали доспехи и кольчуги. Карлы устремились к Главным Вратам — ни один не спасся: Смауг давно поджидал их. От драконьего жара река превратилась в непроглядный туман, окутавший город. Воспользовавшись этим, дракон перебил большинство воинов: для тех дней — обычное дело. И только потом Смауг пробрался в Гору через Главные Врата, обшарил все закоулки, подземелья, залы, кладовые и сокровищницы, обрушил многие переходы, пока в чертогах моего деда не осталось ни одной живой души. Дракон забрал все сокровища себе, сложил, должно быть, как у них водится, в одном из глубочайших залов и устроил себе из этой кучи ложе. Позднее Смауг выползал из Главных Врат, налетал на Дол, похищал людей, особенно молодых дев, и пожирал их. Длилось всё это до тех пор, пока последние люди не покинули город. Ещё тогда Дол пришёл в запустение, а ныне от него остались одни руины. Думаю, что никто до сих пор не смеет селиться в тех краях, заходя дальше южной оконечности Долгого Озера.
А мы, — те, кто спасся, — рыдали и кляли Смауга, как вдруг к нам подошли мой дед и мой отец. Их бороды были опалены. Говорили они мало, и вид у них был угрюмый. Когда же я спросил, как им удалось избежать гибели, они велели мне держать язык за зубами и сказали, что я узнаю обо всём в свой черёд. Мы скитались по разным странам и зарабатывали на жизнь своим трудом. Порой приходилось опускаться до работы кузнецов или угольщиков. Но о похищенных сокровищах Горы мы помнили всегда. И даже сейчас, когда каждый из нас сколотил себе кое-какое состояние для безбедной жизни, — Торин погладил свою золотую цепь, — мы жаждем возвратить наше золото и даже отомстить Смаугу, если сумеем!
Часто мне не давала покоя мысль: как моим близким родичам удалось спастись? Теперь ясно, что был какой-то ход, о существовании которого знали только они. Видно, что именно Трор и Траин составили карту. Скажи, Гэндальф, почему она оказалась у тебя, а не у законного наследника рода Трора?
— Карту мне отдали, — ответил кудесник. — Вспомни, Торин, что твой дед пал от руки Азога, вожака гоблинов из подземелий Мории…
— Да, будь это имя проклято! — подхватил Торин.
— А Траин, твой отец, — продолжил Гэндальф, — пропал без вести, и в прошлый четверг, ровно двадцать первого апреля, этому исполнилось сто лет…
— Да! Да! — согласился карлик.
— Он вручил мне карту, чтобы я отдал её тебе. Ты не можешь упрекнуть меня, Торин Дубощит: я сам избрал час для этого, да отыскать тебя было трудно. Дело в том, что твой отец не то что твоего имени, но и своего уже не помнил. Думаю, что я заслужил благодарность, — сказал Гэндальф, отдавая карту Торину.
— Из того, что ты сказал, Гэндальф, я ничего не понял, — проворчал Торин, и Бильбо мысленно согласился с ним. Уж очень путаным оказалось объяснение.
— Твой дед, — медленно и угрюмо заговорил кудесник, — отдал карту своему сыну задолго до злосчастного похода в Морию. После смерти Трора Траин решил попытать счастья с картой. Однако, несмотря на все злоключения, выпавшие на его долю, Одинокой горы он так и не достиг. Как он очутился в темницах некроманта, ума не приложу. Но я нашёл его именно там.
— А ты сам что там делал? — вздрогнув, спросил Торин, и другие карлы тоже содрогнулись.
— Вам это ни к чему. Как всегда выяснял кое-что. Опасное и в то же время мерзкое было дело. Даже мне, Гэндальфу, с трудом удалось спастись. Я и твоему отцу пытался помочь, Торин, но было уже слишком поздно. Траин был не в себе, у него всё стёрлось из памяти. Только и твердил, что о ключе и карте.
— Мы давно отомстили морийским гоблинам, — воскликнул Торин, — и ныне — черёд некроманта!
— Бред! — вмешался Гэндальф. — Собери хоть всех карлов с четырёх сторон света, но и тогда некромант будет непобедим! Всё, чего хотел твой отец, Торин — это ключ и карта. Дракона с Горой вам хватит выше головы.
— Слушайте! Слушайте! — неожиданно для себя крикнул Бильбо.
— Слушайте что? — все карлики тут же посмотрели на хоббита.
— Слушайте, что я хочу сказать… — промямлил покрасневший от смущения Бильбо.
— Так что же? — спросили карлики.
— Думаю, вам надо отправиться на Восток и там разузнать, что к чему. Есть же тайный ход, наконец, да и драконы спят когда-нибудь… Посидите там на пороге, и, я вам прямо скажу, там вы придёте к решению всех своих вопросов. Надеюсь, вы поняли, что время позднее, пора спать… Как насчёт того, чтобы хорошенько выспаться, а рано утром отправиться в путь? До вашего ухода, обещаю, вы хорошо позавтракаете и…
— До нашего с тобой ухода, хочешь ты сказать? — прервал хоббита Торин. — Иль ты не вор? Разве сидеть на пороге не твоё дело, разве ты только и можешь, что болтать?! Но насчёт ночлега и завтрака я согласен. Мне бы хватило ветчины и глазуньи с шестью хорошо прожаренными и целыми желтками.
После того, как каждый карлик заказал себе завтрак, причём не особо утруждая себя благодарностями (что особенно раздосадовало Бильбо), все встали из-за стола. Хоббиту пришлось размещать незваных гостей по комнатам, которых, впрочем, не хватило, и большая часть карликов заняла все свободные кресла и диваны. Сам Бильбо, усталый и измотанный, направился в свою комнату. Он хотел встать поздно, чтобы не кормить завтраком всю этих гостей. Туковская половина успокоилась, и хоббиту расхотелось куда-либо ехать ни свет ни заря.
Лёжа в постели, Бильбо слышал, как в соседней комнате пел Торин:
Пройдем мы сквозь подгорный мрак,
Чрез хлад и мглу, и через страх,
Но арфы, золото и дом
Вернём — и да погибнет враг!
Под этот напев Бильбо и заснул. Ему снились дурные сны, порой переходившие в кошмары — вот что сделала эта песня. А проснулся он поздно.
