— Это не тебе решать, — ответил я, приподнимая руку, чтобы пресечь его комментарии. — Откровенно говоря, я не стану доверять поверхностным суждениям о человеке, который еще не прошел через суд. Однажды моим клиентом был скаут орлиного ранга. Его задавила машина, когда он помогал инвалиду в коляске пересекать шоссе с большим количеством транспорта. Все вроде ясно, правда? Хоть сейчас давай нимб. Но во время суда я узнал, что в возрасте восьми лет он придушил подушкой своего новорожденного брата. В ту пору мой клиент, симпатичный подросток, был певчим в церковном хоре. Он совершил убийство почти без видимой причины — просто крик малыша вывел его из себя.
Это был странный и сложный случай, который потребовал от меня больших усилий. Но мне не хотелось раскрывать свою стратегию перед нашими оппонентами. Как я уже говорил, имелась огромная зона неопределенности, знакомство с которой давалось нам с большим трудом. Чтобы сменить тему, я указал большим пальцем на недавно почившую миссис Мартино.
— И еще одно, парень. Никогда не влюбляйся в клиента.
— Влюбляться?..
Его лицо перекосилось от ужаса.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Не превращай работу с клиентом в личное дело.
Я мог бы дать ему и другие важные советы, которые спасают жизни людей после смерти.
* * *
— Супружеская измена, — объявил Трававоск. — Многолетняя и многократная. Без признаний на исповеди!
— Вот же дерьмо! — прошептал Сэм.
Фактически он только артикулировал фразу, но я прочитал ее по губам моего друга.
— Тяжелое прегрешение, идущее против законов Моисея, — продолжил обвинитель. — И подсудимая не раскаялась. Фактически этим вечером перед фатальным инцидентом она за пару напитков отдалась незнакомому мужчине и затем погибла… без отпущения грехов, как мы привыкли говорить. Разве я не прав?
Сэм торопливо посовещался с ангелом-хранителем покойной женщины.
— Я хотел бы смягчить обвинение! — сказал он. — Ее муж тоже имел любовницу.
— Ну да, конечно! — с усмешкой ответил Трававоск. — Два неправедных поступка не сотворят одного праведного, мастер Сэммариэль.
Казалось, что его рот был набит большими лошадиными зубами. Не очень приятное зрелище.
— Мы сейчас не судим ее мужа. Это она, как вы видите, стоит перед представителем Бога.
Обвинитель указал рукой на сияющее присутствие Ксатанатрона.
— И ее судим мы, а не добрые миссионеры из Детского воинства. Она грешила и продолжала грешить. Только смерть остановила ее неудержимое стремление к порокам.
Усмешка демона стала еще шире. Как говорил мой наставник Лео, осуждение греховности было фундаментом судебных разбирательств — подпругой Ветхого Завета.
— Но я не такая!..
Сильвия Мартино успела произнести только несколько слов. Трававоск повернулся к ней, взмахнул костлявыми пальцами, и звуки перестали исходить с ее уст. Она сделала еще одну попытку, но вскоре поняла, что обвинитель лишил ее дара речи.
— Тебя никто не спрашивает, шлюха!
Обвинитель плюнул в ее сторону и с ухмылкой повернулся к Сэму.
— Что скажете, адвокат? Какие-то последние оправдания перед подведением итогов?
Новичок стал извиваться, словно его укусило насекомое.
— Прекрати, — велел я ему. — Не привлекай к себе внимание. Ты же не хочешь неприятностей?
Все было бесполезно.
— А как насчет заповеди «Не укради»? — крикнул парень. — Она уже не в счет?
— Проклятье! — не сдержался я.
Все повернулись, чтобы посмотреть на Клэренса. Даже Главенствующий Ксатанатрон, казалось, удивился. На мгновение его огни потемнели.
— Ему не положено говорить! — пролаял мерзкий Реворуб.
Его жесткие волосы на шее и плечах встали дыбом. Он начал движение — наверное, хотел наброситься на парня и покарать его когтями и клыками. Но я пнул демона по коленной чашечке, и когда его нога подвернулась, рванул ублюдка за ворот куртки и помог ему улечься на причале. Он жестко ударился лицом о бетонное покрытие (вневременное пространство является частью все той же физической реальности). Затем я присел на корточки рядом с Реворубом и убедился, что с ним все в порядке… Ладно, если честно, я немного придавил коленом его дыхательное горло.
— Лежать, дружок, — тихо прошептал я, пережимая его шею. — Пусть большие мальчики сами разбираются друг с другом.
Через несколько секунд он перестал сопротивляться. Внезапно в меня вцепились когтистые пальцы. Мне не хотелось устраивать шумную ссору перед небесным судьей, поэтому я позволил Трававоску поднять меня на ноги. Но хотя мы были уже в паре шагов от поверженного Реворуба, он все еще тащил меня за куртку.
— Как ты смеешь! — крикнул он.
Его голос звучал неубедительно. Я думаю, он просто выставлялся перед Ксатанатроном.
— Эй, вы, полегче! — вмешался Сэм, встав между нами.
Он помог стянуть куртку с моих плеч, расправил ее и похлопал меня по спине с почти отеческой заботой. Да, мы с ним прошли через многое.
— Это небольшое недопонимание, — сказал он, посмотрев на стажера.
Реворуб поднялся на ноги. Судя по его виду, он понял все правильно. Его убийственный хмурый взгляд кипел от ярости.
— Недопонимание? — вскричал Трававоск.
Притворный и рассчитанный гнев превратил его неприятные черты в нечто менее очаровательное и, я сказал бы, более отвратительное.
— Значит, я чего-то недопонимаю, когда думаю, что какой-то ученик, не присягнувший судье и не представленный ему как участник процесса, перебивает должностное лицо, предъявляющее иск? Или это произошло?..
— Что он имел в виду?
Вопрос пришел от судьи — каждое слово, словно серебристый звон колокола на церковной башне. Громкие и вибрирующие звуки утихомирили Трававоска и оборвали его велеречивое ораторское представление. Ксатанатрон направил свой безликий взгляд на Клэренса.
— Говори, дитя. Я разрешаю тебе.
— Ее муж — он… Он обокрал ее!
Нужно было отдать ему должное. Парень выглядел достаточно напуганным и, похоже, понимал, во что он вляпался.
— Муж миссис Мартино украл ее молодость.
— Что за чушь? — вмешался Трававоск.
Демон скривил губы, словно его заставили смотреть затянувшийся школьный спектакль на открытой площадке при плохой погоде. Клэренс повернулся к судье.
— С того дня, как они поженились, муж любил ее только раз в месяц… Как будто это была его работа. Без прелюдий, без поцелуев. А потом, скатившись с супруги, шел смотреть телевизор.
Парень покраснел от смущения.
— После рождения их четвертого ребенка он вообще перестал приближаться к ней. Сказал, чтобы она не приставала к нему… Что его тошнит от ее тела.