Сердце Мати на мгновение пронзил страх, рожденный непониманием происходившего. Ей захотелось поскорее найти отца, броситься к нему, прижаться… Он успокоит, все объяснит, защитит.
Но стоило ей выбраться наружу, как ноги, словно заледенев, приросли к земле: она увидела, что караванщики зажгли поминальные факелы. Над горизонтом возник мутной бледной тенью ледяной дворец Метели — знак беды и смерти.
За спиной скрипнул снег, и тяжелая рука отца опустилась ей на плечо. Мати взглянула на него с немым вопросом, полным граничившего с отчаянием страхом.
— Мы подъезжаем к мертвому городу, дочка, — тихо проговорил тот.
К его удивлению, девочка облегченно вздохнула:
— А я увидела факелы и испугалась, что в караване кто-то умер, — ее губы тронула робкая улыбка: — Как хорошо, что это не так!
Страх исчез из ее глаз, зажегшихся синим пламенем, и она устремила взгляд туда, где сверкали под ледяной коркой в лучах луны развалины мертвого города. Сейчас она испытывала лишь восхищение могуществом Матушки Метели, способной создать холодный огонь из горячего камня.
Незаметно для самой себя, Мати двинулась вперед.
Атен шел рядом с дочерью. В который раз он удивлялся тому, как сильно отличалась она от всех, кто был рожден в городе. Ее миром была снежная пустыня, караван — ее оазисом. Сердце девочки не сжималось при виде погибших городов, не трепетало в окружении белого безмолвия. Она всякий раз с готовностью отправлялась в путь, покидая чуждые ей края тепла, и почти всегда в ее синих, как небесный свод, глазах горело любопытство. Казалось, ей было интересно в мире все.
— Мы зажгли факелы, чтобы почтить память людей, уснувших вечным сном вместе со своим городом, — медленно, следя за тем, как дочь будет реагировать на его слова, проговорил караванщик.
Та кивнула, затем, задумавшись, нахмурилась: — Па, а почему они умерли?
— Помнишь, я тебе рассказывал сказку о ледяном городе? Там со смертью Хранителя тепло покинуло землю и метель, более не встречая преград на своем пути, вошла в дома людей…
— Да, она замела все снегом и люди уснули вечным сном, до тех пор, пока силы не вернутся к Шамашу, богу солнца и повелителю небес. Когда Метель — богиня Айя — увидит своего супруга прежним, живым и здоровым, ее сердце преисполнится великой радостью, весь снег растает, талая вода разбудит людей и высохнет слезами у них на глазах. И весь мир станет зеленым, многоцветным, каким он был когда-то давно, — заученно затараторила она, а затем вдруг спросила: — Странные они, горожане, да, пап? Выбрали вечный сон, а ведь могли уйти из города, стать караванщиками, как мы?
— Милая, эта не так просто — путешествовать: нужны повозки, несущие внутри себя огонь, меховые одеяла, теплые одежды, припасы, снежные олени, а, главное, карты.
Мати пожала плечами, принимая объяснения отца, но не понимая, как отсутствие каких-то столь обычных вещей может помешать выбрать жизнь: — Если бы у них была душа караванщика, их бы ничто не остановило. А так, — девочка шмыгнула носом. — Жаль, что город умер. Наверно, здесь когда-то было красиво… И ничего не осталось.
Ничего не осталось… Нет, прошло еще слишком мало времени, чтобы стереть все следы с земли, разгладить морщины. Пусть знавшие лишь тепло стены домов не выдержали всей тяжести удара холода и, став хрупкими, рассыпались осколками прежней жизни. Но снег и ветер, словно смеясь над их памятью, то открывали побледневшие верхушки развалин, то вновь скрывали их под легким белым полотном. Минует еще много времени — год, может быть, два — и единственным напоминанием о прошлом останется вознесенный снежным холмом над землей храм, превращенный госпожой Айей в один из своих бесчисленных дворцов, разбросанных в бесконечности пустыни.
Медленно, осторожно, караванщики приблизились к холму, остановились у подножия, обратив взгляды к звездам, и замерли. Они испрашивали у богини снегов разрешение войти в Ее дом и провести обряд, дарующий покой прошлому и освобождающий будущее от тяжких оков настоящего.
Таков был долг караванщика: оказавшись в умирающем городе, принять в караван хоть кого-нибудь из его жителей, чтобы сохранить род; вступив же первыми в ледяной дворец, совершить обряд упокоения, дабы души пересекли черту горизонта, и мертвые вместо ужасных кошмаров видели светлые добрые сны…
А затем караван вновь двинулся в путь. Люди не могли позволить себе задерживаться больше необходимого: промедление в снежной пустыне могло прогневать Метель и обрушить на головы провинившихся смерть.
Налетел ветер, застучался в пологи повозок, завыл, требуя впустить его, и, встретив отказ, разозлился, поднял с земли огромные охапки снега, закрутил их в диком танце — заклинании метели, чтобы бушевать, не останавливаясь ни на миг, не один день, не одну ночь.
Путь стал тяжел. Встречный ветер порой так усиливался, что животные не могли сдвинуться с места, а люди падали и, если бы не веревки, привязывавшие их к единой цепи каравана, вихрь унес бы их прочь, в пустыню, как хищный зверь утаскивает свою жертву, чтобы потом, в одиночестве, насладиться ее смертью.
Не дожидаясь, пока все в конец вымотаются, Атен остановил караван, приказал построить повозки плотным кругом — складские по краям, остальные, вместе с распряженными животными — внутри, под огромным, раскинутым в мгновение ока, куполом шатра, способным долгие дни защищать от снега и ветра.
Хозяин каравана выглянул наружу. Из-за метавшихся в разные стороны белых снежных птиц, заполнивших собой все вокруг, было не возможно ничего разглядеть и в двух шагах.
Недовольно поморщившись, Атен задернул полог, возвращаясь под купол.
Они дожидались благоприятной погоды уже две недели, а метель лишь только усиливалась.
Евсея и Лиса он нашел в одной из боковых повозок. Здесь было холодно и мужчины, склоняясь над свитками покрытой мелкими пометками бумаги, зябко кутаясь в меховые полушубки.
— Остановка обещает быть долгой, — хмуро бросил им Атен.
— Да, — те даже не подняли голов, не желая ни на миг отрываться от своего занятия. — Мы подсчитали, — продолжал Лис, — что если метель не прекратиться в течение трех месяцев, нам будет лучше вернуться назад, в прошлый город, чтобы пополнить запасы. Если же мы сможем тронуться в путь раньше — караван одолеет переход.
— Мы всего лишь в паре месяцев пути от города, — поддержал друга Евсей. — Так что нам не приходится опасаться даже полугодовой стоянки.
— Госпожа Айя не любит, когда нарушаются ее законы, — качнул головой хозяин каравана. — Она не позволит нам повернуть назад.
