Взглянув на мужчину, идущего следом за девушкой, всякий бы поначалу решил, что это слуга, так как на нем был выцветший поношенный плащ, в котором можно было спокойно улечься и остаться незамеченным на осеннем поле — похоже, там этот незнакомец большей частью и спал, или на грязной дороге — а похоже, он шагал как раз по таким дорогам. Приблизительно такого же цвета была и остальная одежда. Лицо мужчины скрывала широкополая шляпа, и если плащ его можно было приблизительно назвать сероватым, то шляпа тогда была, пожалуй что, коричневатая.
Между тем как раз он почему-то наиболее долго задерживал на себе любопытные взгляды. Первое, что бросалось в глаза, так это то, что роста он был необычайно высокого — намного выше своих спутников, а второе — то, что передвигался он как-то странно, неровно. Не исключено, что широкий плащ скрывал какие-то уродства, но между тем в движениях великана чувствовались сила и стремительность. И наконец, внимание на себя обращало то, что скрывалось в тени широкополой шляпы, — не лицо, а какая-то серая железная маска, испещренная белыми, коричневыми и красными линиями.
Наверняка на поясе у него висела уйма оружия, и эти догадки подтвердились: полы плаща незнакомца распахнулись, и изумленным взорам предстали меч, палица и три кинжала таких внушительных габаритов, что все просто ахнули.
— На этом человеке не меньше тридцати фунтов железа, — вырвалось у Седрика, — и у него неровная походка и, похоже, горб, и все же я бы поставил на него, если бы он побежал наперегонки с любым из юношей в Королевстве. А еще я готов поспорить, под плащом у него широченная портупея с двумя огромными пряжками и обоюдоострый топор.
Король Бонифаций кивнул:
— Прошел год и еще один день со времени… несчастного случая?
Седрик на миг задержал дыхание.
— О да, ваше величество, это так. Вы правы. Именно о таком сроке часто говорится в сказках. Полагаю, нас ждет нечто необыкновенное.
Аматус свои впечатления выразил вслух. Он пальчиком указал на гостей и сказал:
— Хорошие… страшные… хорошие… страшные.
Бонифаций с опозданием прижал ладонь к губам сына и шепотом велел ему молчать. Наступила долгая пауза, а потом алхимик и девушка весело рассмеялись, а колдунья улыбнулась краешком губ, а Седрику показалось, что странный незнакомец в плаще и шляпе тоже коротко хохотнул, хотя… только много лет спустя Седрик поймет и напишет об этом в «Хрониках» — самых достоверных документах, откуда нам известно о тех днях, — то был единственный раз, когда он видел, как смеется этот человек.
Тут и придворные решили, что можно посмеяться, и даже гвардейцы с трудом сдерживали улыбки, но все же сдерживали и этим доставили невыразимое удовольствие Седрику. Гвардейцы сопроводили гостей к трону. Как полагалось в таких случаях, алхимик возложил зеленый флаг к ногам короля.
Бонифаций улыбнулся гостям:
— Очевидно, хотя бы некоторые из вас прибыли сюда для того, чтобы просить о должности при дворе.
Алхимик низко поклонился:
— Все четверо, ваше величество, и мы хотели бы просить обо всех четырех вакансиях. У нас имеются необходимые рекомендации. А если нужно, мы могли бы продемонстрировать свое мастерство.
— А как вас зовут? — поинтересовался Седрик. На сердце у него стало тяжело. «Я ни за что не захотел бы сразиться с этим странным незнакомцем, и уж конечно, из него получится отличный начальник стражи. Похоже, придется мне опять засесть за бумаги, за заполнение протоколов, а это значит, что арсеналы, да и не только они, снова заржавеют. И года не пройдет». Вот какие печальные мысли бродили в голове у Седрика.
— Зовут меня Голиас, — ответствовал алхимик, — скорее всего потому, что таково мое имя. — Как вы, наверное, уже догадались, я алхимик, не слишком опытный пока, но очень способный. Я прошу о месте придворного алхимика, и если мне будет позволено добавить, то…
Колдунья кашлянула.
Голиас поспешно проговорил:
— Мою подругу зовут Мортис, и она просит о должности придворной колдуньи. Некогда она была королевой, но хотя это было давным-давно, она хорошо помнит о тонкостях жизни при дворе. Она строга и непоколебима, немногословна, но удивительно могущественна и…
— Заканчивай, — распорядилась колдунья. Голиас едва заметно вздрогнул, но продолжал:
— Мой спутник, чья внешность наверняка вызвала у вас недоумение, пребывает под заклятием, из-за которого сам он не может произнести собственного имени и раскрыть суть этого заклятия. Там, где он побывал, его чаще всего называли Кособоким. Он воин, телохранитель, фехтовальщик…
— Палач, — изрек Кособокий. Голос из-под маски прозвучал, словно порыв сырого ветра из пещеры, будто звук разбитого в полночь окна. — Недурственно управляюсь с чудовищами и всякое такое. Но я не полководец. Вряд ли кто-то с радостью пойдет за мной в бой и будет исполнять мои приказы. Главнокомандующий вам понадобится отдельный, но все-таки я прошу о месте начальника стражи.
Король Бонифаций сдержанно кивнул. Он знал, как много значит для Седрика должность главнокомандующего. Он решил, что вполне мог бы иметь и начальника стражи, и главнокомандующего. Тем самым Седрик мог бы заняться любимым делом, ни на что более не отвлекаясь, а король получил бы первосортного телохранителя. Надо сказать, Седрик редко поручал эту работу по-настоящему образцовым военным — он предпочитал, чтобы они находились там, где, на его взгляд, им подобало находиться, — то бишь в казармах. Так получилось, что Кособокий предложил то, о чем король и сам уже подумывал, и это произвело на короля весьма благоприятное впечатление.
— Ну, — сказал король, предотвратив долгие пояснения Голиаса, — а юная дама, я полагаю, желает просить о месте няньки принца, и наверняка она имеет немалый опыт в этом деле.
Король постарался говорить чуть насмешливо — так, чтобы немножко рассмешить придворных, но не обидеть при этом девушку. Он был королем, а потому мало кто решался вести себя с ним искренне, и потому Бонифацию чаще всего не удавалось определить, какой именно эффект производят его высказывания. А это так неприятно.
— Ваше величество, — произнесла девушка негромко, но голос у нее оказался такой мелодичный, что все невольно наклонили головы, чтобы услышать получше. — Меня зовут Психея. У меня нет никакого особенного опыта. Я просто знаю, как и что делается, тружусь усердно, а детишки мне, как правило, нравятся, хотя, правду сказать, тут многое от ребенка зависит — ведь все дети разные.
Впервые Бонифаций услышал от соискательницы места няньки слова о том, что для нее все дети разные, и из-за этого девушка ему сразу приглянулась.
