Я затаил дыхание.
— И что же вы сделали?
— Я сохранил верность уставу, — медленно сказал Бэрд. — И на следующий день добровольно отказался от своего ранга. Потому что простому воину никогда не надо делать выбор.
— Не знаю, — сказал я мрачно, — может быть, теперь я предпочел бы поступить, как вы.
Поставив кружку на ступеньки крыльца, Бэрд неотрывно смотрел на лежащий перед нами луг, с одной стороны ограниченный темной кромкой леса. Красное солнце касалось деревьев одним краем, заливая луг закатным золотым сиянием и непомерно удлиняя тени.
— Полагаю, — произнес он, — что скоро станет окончательно ясно, что для вас было лучше.
Я проследил за его взглядом и увидел, что на краю луга показались два всадника. Они ехали не торопясь, но неуклонно приближались к нашему домику. Линия завесы начиналась сразу за лугом, так что они ее уже преодолели. И это могло означать только одно — едут люди, рангом никак не ниже старшего магистра или скорее даже командора.
Во рту у меня постепенно пересохло, и ноги стали повиноваться гораздо медленнее, чем обычно, так что я поднимался с крыльца целую вечность. За это время мы уже смогли разглядеть первого из всадников. На полпути он расстегнул плотно запахнутый плащ, и ветер радостно отбросил его полы в сторону, позволив любоваться всем великолепием сверкающих крестов и цепей, украшающих его темно-синий камзол. У всадника были вьющиеся черные волосы, почти полностью сросшиеся брови и глубокая вертикальная морщина, пересекавшая высокий лоб.
Я знал его слишком хорошо. По залитому солнцем лугу ко мне приближался кошмар моих последних сновидений — тридцать пятый Великий Магистр моего Ордена, Ронан.
Второго, ехавшего сзади, я тоже хорошо знал, и нельзя сказать, чтобы его присутствие прибавило мне радости или уверенности в себе. У него были исключительно правильные черты лица, как будто высеченные из мрамора, но их портили странные прозрачные, почти бесцветные глаза и судорога, время от времени перекашивающая левую сторону лица. Это был Лоциус, командор Ордена в Круахане, и если доверять слухам, по-прежнему доверенное лицо первого министра Моргана.
Нам с Бэрдом оставалось только спуститься с крыльца. Друг на друга мы не смотрели — все и так было ясно. Я выполнил традиционный орденский поклон — прижав открытую ладонь к левому плечу, наклонил голову на грудь, продолжая наблюдать за тем, как Ронан останавливает коня, бросает на его шею поводья и с некоторым усилием выбирается из седла.
Из всех Великих Магистров Ронан был, пожалуй, одним из самых вспыльчивых. За пламенные приступы гнева, во время которых он кидался чернильцами, кубками и прочими предметами, попадавшимися под руку на столе, его прозвали Яростным. Все шепотом передавали, как он бросил стулом в валленского посла. Подобный бешеный темперамент он перенес и на политику Ордена — при нем мы воевали чаще, чем за последние сто лет, часто меняли свои планы, воины Ордена занимали города и селения, но тут же их оставляли, метались то на восток, то на запад, все время затевали какие-то новые проекты и экспедиции, союзники становились злейшими врагами. И стоит ли говорить, что постоянная нехватка денег в орденской казне только способствовала раздражительности Великого Магистра.
Пока что в руках у Ронана не было никакого предмета, который бы он мог кинуть, но я на всякий случай держался начеку, особенно внимательно поглядывая на короткий хлыст, которым он в раздражении колотил себя по голенищу сапога.
Первым, как не странно, заговорил Лоциус.
— Знаете, Торстейн, почему вы еще живы? — сказал он, вальяжно растягивая слова и любезно улыбаясь. — Потому что мы все-таки решили выслушать ваше объяснение, просто так, из чистого любопытства.
— Лучше скажите сразу, все как есть, — шепнул Бэрд сзади.
Мой язык царапал горло, так что слова выходили довольно хриплые и малоубедительные. Но я постарался взять себя в руки.
— Как вы приказали, монсеньор, мы высадились в Тарре и поехали по дороге на Круахан. Путь наш лежал мимо Рудрайга, — я откашлялся, — дорога была закрыта из-за черной язвы. Мы свернули… и наткнулись на человека, лежащего на дороге. Мы его подняли и привезли сюда. Поскольку он был в тюремной одежде, мы решили, что его могут искать гвардейцы, и поэтому мы… я распорядился поставить завесу.
Ронан разомкнул губы. Голос его прозвучал как удар грома и упал на мою бедную голову невыносимым раскатом.
— Это все?
Из последних сил я заставил себя стоять прямо, подавив недостойное желание упасть в пыль перед копытами его коня и закрыться руками.
— Да, монсеньор.
— У меня только один вопрос. Отдавал ли я вам приказание по пути в Круахан подбирать всякую падаль, которая валяется на дороге?
— Нет, монсеньор.
— Ну что же, это был ваш выбор.
Ронан уже не смотрел на меня. На его лице появилось презрительно-скучное выражение, которое возникало, когда ему случайно приходилось обращаться за чем-то к купцам или матросам в гавани Эмайны. Я был для него уже не человек Ордена, и следовательно, недостоин его гнева.
— Бэрд, — сказал Ронан, — ты второй раз оказываешься замешан в подобной истории. Благодари небо, что сейчас ты просто выполняешь приказы. Я подумаю еще, что с тобой делать. Пока что забери у него орденские знаки.
Я понимал, что Ронан имел в виду меня. Бэрд сделал шаг. Наверно, он выполнил бы приказ Великого Магистра. Он сам предупреждал меня, что я, и только я отвечаю за все последствия. Но в этот момент дверь дома хлопнула, и все невольно посмотрели в ту сторону.
Спасенный нами стоял на крыльце, держась за притолоку — видимо, сил у него было еще совсем немного, и все они ушли на то, чтобы надеть запасной камзол, штаны и сапоги Бэрда. Наконец он с трудом оторвался от двери и — мне показалось, что я слегка повредился умом и стал бредить наяву — приложил руку к левому плечу, исполняя орденский поклон. Ему не стоило тревожить раны на груди и плече, я представлял, какой боли ему стоило это движение, но внешне оно ничем не отразилось. Темные глаза были почти непроницаемы.
— Лугн эдре, — сказал он с безупречным произношением и после некоторой паузы прибавил: — Да простит мне монсеньор, что я не мог приветствовать его раньше.
Ронан посмотрел на найденного нами с таким выражением, словно увидел говорящую змею. Но тот спокойно вернул ему взгляд, только левой рукой вцепился в притолоку, чтобы не упасть. Его лицо было наполнено уверенностью и какой-то спокойной отрешенностью, так что даже я в который раз засомневался в том, кого же мы на самом деле спасли.
