— Это вы были в Рудрайге?
— Да, сир.
— Ваше имя и ранг?
— Мое имя Гвендор, — сказал он спокойно. — Я старший воин из Валорского командорства.
Я покрылся холодным потом, когда до меня постепенно дошел смысл сказанного. Прямо здесь, на моих глазах, он хладнокровно совершал самый чудовищный блеф, который можно только представить, да еще в присутствии самого Великого Магистра. Имя Гвендор он взял из старой орденской хроники, которую я читал ему вслух сегодня на рассвете — был там один из пяти командоров, защищавших башню Эмайны во время Сорокалетней осады. А Валор упомянул потому, что это было самое отдаленное и заброшенное командорство, и никто, даже Ронан, не знал толком, что там делается. Но все это настолько легко проверить… Он совсем не знает орденского языка. Он не умеет ничего, хорошо хоть он присвоил себе ранг старшего воина, которому ничего особенно не нужно, кроме умения хорошо сражаться… а пятна язвы, которые при свете дня еще видны на его лице?
В какой-то момент я был cнова близок к тому, чтобы обхватить руками голову в пыли возле копыт лошади Ронана и во всем сознаться. Но древний инстинкт самосохранения свел мое тело судорогой и не позволил двинуться с места.
— Что вас занесло в Круахан?
— На самом деле я плыл из Валора в Эмайну. Но наш корабль попал в шторм, и нас выбросило на западный берег Круахана. Там нас подобрал патруль гвардейцев. Дальше я очутился там, где провел последние три года.
Наконец-то Ронан дал волю своему гневу, с силой переломив в руках кнутовище хлыста.
— Проклятье! И гвардейцы посмели вас арестовать? Вы сказали им, что вы воин Ордена?
— Я полагаю, монсеньор, что именно поэтому меня и арестовали. Они думали, что мне известно достаточно много орденских тайн. На мне, — тут он спокойно усмехнулся, — немало следов от их попыток эти тайны узнать.
— Ты уверял меня, Лоциус, — Ронан повернулся к круаханскому командору, — что Морган наш верный союзник, и что он не станет чинить вреда ни одному из нас? А в это время за твоей спиной его люди выведывают наши секреты у человека из дальнего командорства, потому что знают, что его никто не хватится!
— Напрасно, монсеньор, вы верите каждому его слову, — Лоциус радушно улыбнулся, но вслед за этим судорога сильнее обычного перекосила его лицо. Даже я никогда не мог до конца привыкнуть к превращению точеного красавца — но новоназванный Гвендор даже бровью не повел. Или он был слишком занят собственными попытками не потерять сознание?
Лоциус шагнул вперед, не сводя глаз с фигуры на крыльце, и я обреченно закрыл глаза. Я понял, что Лоциус собирается проникнуть в его сознание. Ни один воин ниже младшего магистра не владел приемами ментальной защиты, так что это в любом случае было бы слишком жестоко, а уж против Лоциуса могла устоять только пара-тройка членов магистрата — сам Ронан, ну и еще командоры Эбра и Ташира.
Но Гвендор продолжал стоять, опираясь о притолоку, и его лицо хранило все такое же иронично-спокойное выражение. Я видел, как пальцы Лоциуса до белизны сжались на рукояти кинжала, как от усилий выступила и часто забилась синяя жилка на его виске. Мне оставалось только предположить, что на людей, которые находятся под воздействием сильной боли, приемы ментального взлома не действуют, иначе можно было бы додуматься до совсем страшных вещей, что мы действительно подобрали на дороге воина Ордена, третьего или четвертого по своей степени могущества.
Ронан наблюдал за попытками Лоциуса с легким весельем, которое, впрочем, постарался сильно не показывать.
— Если все воины в Валоре владеют защитой в такой степени, то, может, мне следует перенести туда свою столицу? Что скажешь, командор Круахана?
— Все это слишком подозрительно, — прошипел Лоциус, с хрустом разжимая пальцы, — и я настаиваю на расследовании.
— Разумеется, — Ронан величественно кивнул головой, — мы сегодня же выежаем в Эмайну. Наши дела здесь окончены. — Он перевел взгляд на Гвендора, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на смутную симпатию. — Вы, кажется, не очень хорошо себя чувствуете? Придется ехать в седле, другого выбора нет.
— Постараюсь, монсеньор. — спокойно ответил тот.
Я обернулся на Бэрда. Глаза моего помощника были сощурены до предела, и пальцы стиснуты на рукояти шпаги, выдвинутой на несколько дюймов. Он медленно разжимал пальцы, отпуская клинок. Я невольно задумался, что он схватился за оружие не из-за меня, а из-за недавно увиденной, подобранной на дороге подозрительной личности.
В тот момент я еще не до конца понимал умение Гвендора вызывать к себе преданность и любовь. Видимо, моя холодная душа хрониста оказалась просто менее восприимчива.
— Объясните мне, зачем вы это сделали?
Этот вопрос я смог задать только через три дня, когда мы прибыли обратно в Тарр и сели на борт знаменитого орденского флагмана "Эрн".
Оказалось, что пока мы отсиживались за завесой в маленькой круаханской деревне, мы пропустили важные события. В Тарре вовсю трезвонили колокола, и горожане носили черные повязки на рукавах, странно сочетающиеся с тенью злорадной улыбки на многих лицах. Его светлость Морган наконец повелел всем долго жить — или об этом наконец решили объявить во всеуслышание. В любом случае, теперь мне стало понятнее и присутствие Ронана в Круахане, и наличие в довольно провинциальной таррской гавани великолепного "Эрна" под гордо развернутым флагом Ордена.
С нами Ронан больше не разговаривал. До самого Тарра он скакал бок о бок с Лоциусом, но в гавани, у флагманского трапа, неожиданно махнул ему рукой, указывая на север. Они говорили вполголоса, но общий смысл был и так понятен — у круаханского командора было немало дел в столице в связи с грядущей переменой власти. Лоциус закусил губы и низко поклонился, не глядя в нашу сторону.
Нам отвели узкую каюту на троих, почти в трюме. В прошлой жизни я счел бы это огромным пренебрежением и обозвал бы тюрьмой, но сейчас я просто радовался тому, что у дверей нет стражи. Хотя какая стража в открытом море?
Там я и задал Гвендору мучивший меня все эти три дня вопрос: "Зачем вы это сделали?"
Тот как раз стаскивал сапоги, что было для него все еще непростым занятием. Он безмятежно потянулся, стараясь не слишком тревожить раны, и устроился в гамаке, закинув одну руку за голову.
— Мне показалось это единственным правдоподобным объяснением, которое принесло бы наименьше вреда.
— Вы с трудом представляете, какой вред это может принести, — закричал я шепотом. — Они решат, что вы специально решили проникнуть в орден, чтобы выведать наши секреты. В лучшем случае вас ожидает пожизненное заключение в орденской тюрьме на Эмайне.
