Стивен Браст - Пятьсот лет спустя

– До сих пор? Нам следует отобрать их и использовать для того, чтобы обеспечить Империю средствами.

– Отобрать, сир? Ваше величество хочет развязать гражданскую войну?

– Ну, тогда мы их выкупим.

– А где возьмем деньги, сир? Даже самый незначительный из них стоит двадцать тысяч империалов.

– Боги! Возможно, война была ошибкой, Джурабин.

– Ошибкой, сир? Да без нее пираты острова Элде свели бы на нет торговлю с Гринаэр, Холкомбом и Лендсайтом, что привело бы к банкротству Дома Орки.

– Ах, орки! – презрительно бросил его величество.

– Да, сир, орки, которые находятся в политическом союзе с ястребами, тсалмотами, джарегами, иссолами и лиорнами.

Его величество покачал головой, вздохнул и задумался.

– Ну, – пробормотал он наконец, – мы как-нибудь справимся без налогов Домов Дракона и Атиры.

– Сир? Без вкладов в казну Империи двух крупнейших Домов? Возможно, нам бы удалось, если бы дело заключалось только...

– Как, и это не все?

– Нет, сир.

– Чего еще нам следует опасаться?

– Ну, сир, мы сами фениксы, и вы не только император, но еще и принц Дома. Каким будет вклад фениксов в казну?

– Нужно спросить нашего депутата, принцессу Лудин, которой я передал эти полномочия.

– Уже спрашивал, сир.

– И что она вам ответила?

– Сказала, наш Дом на грани банкротства.

– Банкротства!

– Да, это ее слова, сир.

– Но как такое может быть?

– Дело в том, сир, что Дом Феникса, а также многие его представители занялись спекуляцией...

– Спекуляцией?

– Вы же знаете, сир, что мы маленький Дом, и никто из нас, за исключением, может, баронессы Хайплейнской и графини Ноланте, не владеет крупными поместьями, поэтому по большей части мы зарабатываем...

– Джурабин, какие спекуляции?

– Прежде всего, сир, связанные с некими драконлордами... в том числе задействованы фонды, отпущенные Империей на военные операции. А также заключены договоры с атирами, которые должны были улучшить климат. Операции приостановлены в ожидании Встречи провинций, и...

Премьер-министр замолчал, потому что его величество перестал слушать, – Тортаалик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. После продолжительной паузы император проговорил:

– Джурабин, окажите мне любезность, позовите мою целительницу.

– Хорошо, сир. У вас разболелась голова?

– Идите, Джурабин.

– Да, сир.

Джурабин поспешил за целительницей, а его величество спрятал лицо в ладонях; ставший угрожающе коричневым Орб кружил у него над головой. Целительница, которую, кстати, звали Навье – однако сейчас разговор не о ней, – вскоре появилась с чаем, настоянным на целебных травах. Она использовала его для лечения головных болей Тортаалика, начинавшихся всякий раз, когда он вникал в проблемы Империи.

Целительница немного посидела с его величеством, а затем, убедившись в том, что ему стало лучше, оставила его. Приближался час обеда, император собрался покинуть Седьмую комнату. Тортаалик открыл дверь и на пороге столкнулся с дежурным офицером, лейтенантом Императорской гвардии Батальона Красных Сапог.

Те, кто знаком с первой историей, не удивятся, узнав, что лейтенант, о котором мы упомянули, оказался нашим старым другом Каавреном. Ему недавно исполнилось шестьсот лет – иными словами, он достиг того возраста, когда пыл юности уже растрачен, но зато ему на смену пришло спокойствие, возникающее с осознанием своего места в жизни. Для Кааврена оно было на страже у двери его величества или, точнее, у двери той комнаты, где находился император Тортаалик. Столетия, проведенные в ожидании, рапорты начальникам, планирование кампаний против разного рода врагов в конце концов истощили энергию юности.

Если в прежние времена он частенько считал необходимым сделать язвительное замечание или был слишком вспыльчив, теперь в подобных случаях он оставлял свое мнение при себе, а вспышки гнева позволял, только когда того требовали его обязанности (поскольку Кааврен был хорошим офицером, такое случалось редко). Раньше его рука тянулась к шпаге по малейшему поводу, сейчас же он лишь усмехался и качал головой. Однако, если у кого-то хватало глупости настаивать, едва ли в Империи нашелся бы более опасный противник. Рука Кааврена была сильной и быстрой, как в юности, да и глаза не потеряли зоркости, а тело – гибкости. Лишившись бьющей через край энергии, он приобрел опыт в науке и искусстве защиты.

Что же до внешности, то наш герой почти не изменился. И если бы Кааврен пятисотлетней давности встретил сегодняшнего – он подумал бы, что смотрит в зеркало. Он лишь слегка похудел, да на лбу появилось несколько морщин, неизбежная печать ответственности, – неумолимый враг всех беззаботных натур.

Однако Кааврен рад был ответственности – это было в его характере, – и в течение столетий он со своими обязанностями достойно справлялся. Он уже не видел в службе средства достижения славы. Скорее теперь она занимала Кааврена сама по себе, и его мысли о продвижении постепенно исчезали по мере того, как крепла решимость выполнять свою работу с максимальной эффективностью.

Если пятьсот лет назад его девиз звучал так: «Пусть не будет границ моему честолюбию», то сейчас Кааврен жил по принципу: «Пусть мое честолюбие дойдет до границ моих возможностей». По-иному расставленные акценты, как мы видим, говорят о серьезном изменении характера.

Именно таким был человек, с которым неожиданно столкнулся в дверях Тортаалик. За пятьсот тридцать лет император успел к нему привыкнуть. Его величество гордился тем, что мог составить правильное мнение о своих подданных. Он даже поделился своими мыслями по этому поводу с тогдашней фавориткой Эновой Риджеской в одном из немногих сохранившихся до наших дней писем: «Несмотря на то, что твердят все вокруг, я верю лорду Кэпстру. Почему? Потому что так чувствую и скорее доверюсь своим ощущениям, нежели стану слушать советников Империи». Это было написано как раз перед знаменитым скандалом «Трех повешений».

И, увидев перед собой офицера в голубом и белом цветах Дома Тиасы, в золотом форменном плаще Императорской гвардии, с лейтенантской эмблемой на груди, Тортаалик подумал, что перед ним тот, кому он может доверять. А его величество сейчас чрезвычайно нуждался в таком человеке.

– Ну, лейтенант? – начал он.

Глаза Кааврена слегка округлились – он не привык, чтобы его величество обращался к нему с чем-нибудь, кроме приказов.

– Сир? – ответил гвардеец, глядя на человека, которого Боги сделали его господином.