— Но вы обещали…
— Довольно! Больше я ничего не могу для него сделать. — Принц усмехнулся. — Но я дал хорошего пинка моему кузену Реджинару. Я сказал, что аббатство Фирсбарг теперь свободно, поскольку лорд Хью сослан, и тетя послала туда Реджинара. Он был так мне благодарен, что пообещал оказать любую услугу. И тогда я рассказал ему о послушнике Эрменрихе, которого видел во сне, и сказал, что хочу, чтобы тот приехал в Гент и служил мне. — Его молодые спутники рассмеялись. — Пойдем, Болдуин, — принц повернулся, уговаривая его следовать за ним, — я сделал все, что от меня зависело.
— Вы бы могли освободить Зигфрида…
— Я ничего не могу сделать, когда моя тетя в ярости. Это ужасно… — Принц осекся, увидев выражение лица Болдуина. — Я сделал все, что ты хотел, Болдуин. Ты и правда меня любишь?
— Конечно, — ответил Болдуин и немного тише добавил: — Пока вы держите меня подальше от маркграфини Джудит. — Ивар толкнул его. — Я вам так благодарен, мой принц.
— Разумеется. Поезжай рядом со мной.
Болдуину тотчас привели лошадь.
Ивар нашел себе место в одной из повозок. На дороге то и дело попадались ямы, телега немилосердно тряслась. До Ивара доносились пение принца, смех и болтовня слуг. Он уже привык к этим звукам — чего же ожидать от молодых неостепенившихся людей, которые еще не понимали, что, возможно, дадут жизнь дочерям, наследницам их состояний. Неудивительно, что женщины держат бразды правления в своих руках. Чего ожидать от беспомощных мужчин? От своевольного принца Эккехарда? От милого испорченного Болдуина?
Но чем лучше их Ивар, сын Харла и Харлинды? Ведь он хочет обладать женщиной, которая никогда его не любила. Трус, он не мог ничего, в отличие от Зигфрида, который не побоялся во всеуслышание сказать правду.
По щекам Ивара покатились слезы.
4
— Светловолосая! Белоснежная!
Унгрийские воины сидели на земле, скрестив ноги, и точили мечи, но когда мимо прошла Ханна, все взгляды устремились на нее. Где бы она ни появлялась, девушка сразу приковывала к себе всеобщее внимание. А все благодаря светлым волосам и белой коже. В посольстве унгрийцев только принц Боян знал вендийский язык, но за эти несколько дней все солдаты выучили хотя бы несколько слов, которые и выкрикивали вслед Ханне, нисколько не смущаясь своего ужасного акцента.
— Прекрасная, белоснежная девушка! Я готов умереть за тебя! — воскликнул молодой черноволосый человек. Как и все прочие унгрийцы, он носил широкий плащ поверх мешковатой рубахи.
— Мои наилучшие пожелания вашей жене, мой друг, — ответила она на унгрийском.
Все засмеялись и тотчас принялись что-то живо обсуждать. Скорее всего, именно Ханну. Это так утомительно — постоянно оказываться в центре внимания.
Брат Брешиус усмехнулся:
— Надо четче произносить букву «г». Хотя, с другой стороны, попытка вполне удалась. У тебя способности к языкам получше, чем у твоего наставника.
— Они так ужасно флиртуют, брат. Но ни один не предложил мне ничего дурного. Гуляя по лагерю, я чувствую себя в полной безопасности.
— Пока — да. Дав клятву, они блюдут ее, опасаясь, что если перед битвой потратят силы на женщину, то умрут от руки человека, который не преступал такой же клятвы и поэтому оказался сильнее. Во многом они еще язычники.
— Но так или иначе, те, кто придерживался клятвы, все равно умрут.
— Верно, такова воля Божья. Но, по их мнению, причиной такой смерти будет не нарушенная клятва, а что-то совсем другое. Например, кому-то изменила жена, которая находится за тысячи миль отсюда, или, может, муха села на левое ухо вместо того, чтобы сесть на правое, ну и так далее. Они поклоняются Господу, пока мы являемся их союзниками, но это поклонение скорее внешнее. Да ведь и ты, дитя мое, пришла из земель, которые лишь недавно были обращены в истинную веру, и наверняка у вас есть люди, которые не перестали почитать старых богов. Ведь и ты в первый день весны положишь цветы на распутье, чтобы год был удачным, не так ли?
Ханна резко обернулась и подозрительно посмотрела на монаха, а потом лукаво улыбнулась. Она успела полюбить этого человека за его надежность и умение вовремя прийти на помощь, подставить крепкое плечо.
— Видно, что ты много путешествовал, брат, и многое знаешь.
— Все мы невежественны, — усмехнулся Брешиус. — Я делаю что могу, чтобы донести свет тем, кто еще прозябает во мраке. Но я хочу предупредить тебя, «орлица»: после битвы все мужчины обезумеют, и я советую тебе в это время держаться поближе к хозяйке.
Ханна взглянула на цель их путешествия — каменную башню на противоположном берегу реки Витади. Часть укреплений была построена не меньше поколения назад, а потом заброшена. Сейчас по велению принцессы Сапиентии целые полчища набранных из окрестных деревень батраков трудились над завершением строительства.
Люди копали ров, таскали бревна, ругались, укрепляли ров камнями, словом, трудились в поте лица. Ханна и Брешиус вскарабкались вверх по тропинке, высеченной в каменном утесе, добрались до ворот, а потом прошли под низким сводом арки. Ханне даже пришлось пригнуть голову, настолько невысоким был проход.
До нее донесся веселый смех принца Бояна, эхом отдававшийся от каменных стен. Принц разговаривал с вендийским капитаном, но, завидев Ханну, улыбнулся и поманил ее.
— Пришла белоснежная женщина! Скоро на ее пути будет падать снег! — Когда он говорил, его глаза щурились в озорной усмешке, так что даже если речь шла о серьезных делах, все равно казалось, что он подшучивает. — Куда же ты направляешься, моя королева? — поинтересовался он.
Ханна взглянула на брата Брешиуса, который милосердно спас ее из затруднительного положения.
Прибыла леди Удальфреда из Наумансфурта, она привела двадцать всадников и тридцать пять человек пехоты, поэтому принцесса Сапиентия чувствовала себя обязанной развлекать ее.
По правде говоря, Ханна предполагала, что, несмотря на всю свою любовь к сражениям и битвам, принцесса просто не осмеливается сама отправиться смотреть на то, свидетелем чего предстоит стать ей, Ханне.
Узнав, зачем она пришла, Боян лишь добродушно пожал плечами. Вендийский капитан повел их в подвал. Там было очень холодно. Вода капала с грубо отесанных камней и собиралась на полу в обширные лужи. Возле двери пылала красными углями жаровня, и какой-то солдат держал в ней железный прут, раскаляя его. В углу, освещенный слабым светом единственного факела, лежал дикарь, лодыжки и запястья которого были скованы железными цепями. Как только вошел Боян, солдаты тотчас подхватили пленника и поставили его на ноги. Тот смотрел отупевшим взглядом, никак не реагируя на появление новых людей. Но увидев принца, он попытался плюнуть в него.
