— Зачем в «Приют» ходишь? — угрюмо процедила Первая маска. — Откуда там взялся?
— В какой приют? — искренне удивился я.
— Бар так называется, — хмуро пояснил третий арлекин. — А то не знаешь!
«Обидно, — подумал я. — Очень обидно».
Судя по всему, ребята приставали просто так. Убивали время. И записку от безделья написали. Почему бы не попугать незнакомца?
Я вынул руки из карманов, сел под деревом и приглашающе похлопал ладонью по бутафорской земле.
— Садитесь, ребята. Устанете стоять.
— Ладно, больно умный! — с вызовом сказала Вторая маска. — Знаем таких умных. Только потом весь ум вылетает. Попробовать?
— Хватит! — резко оборвал я арлекина. — Как бы я не попробовал. Лучше меня не зли, мальчик. Что там у вас еще? Только побыстрее.
Это подействовало. Арлекины сникли. Забава у них явно не получилась. Я посмотрел, как они переминаются с ноги на ногу, и уже миролюбиво произнес:
— Ладно, ребята, забыли. Каждый развлекается, как умеет.
— Ага! — отозвалась Первая маска. — Вот именно. Все лучше, чем вопить, как эти. — Он махнул в сторону площадки, откуда раздавались нестройные крики.
— Всегда весело в Саду Трех Покойников, — задумчиво изрекла Третья маска.
— Кстати, почему «трех покойников»?
— Больно умный, а не знаешь, — ехидно засмеялся второй. — Спал, что ли, все время? Повесились тут трое — вот и получились три покойника.
— А «Приют»-то, между прочим, не просто «Приют», — сказала Третья маска. — А «Приют уходящих в никуда». И не цепляйся ты к ней, ей и так тошно.
— Я и не цепляюсь. Да и не больно-то к ней прицепишься.
Разговор исчерпался сам собой. Ребята немного постояли, явно соображая, чем бы еще заполнить вечер, потом Первая маска предложила:
— Пошли к Голубой Танцовщице. Кинем, кто первый с ней.
— Пошли, — отозвалась Вторая маска, правда, без особого энтузиазма.
— Давайте, ребята! — я помахал им рукой. — Желаю приятно провести вечер. Пишите еще.
— Скоро напишем, — хмуро пообещал второй арлекин. — Да никто не прочитает.
Они молча направилось к кустам. Вид у них, даже со спины, был сконфуженный. Первый качался все сильнее — его начинало развозить.
— Запомни: «Приют уходящих в никуда»! — обернувшись, сказал второй. — В ни-ку-да. — И засмеялся. Зто у него получилось очень похоже на плач.
Маски скрылись, а я еще немного посидел под деревом. Вопли прекратились, где-то заиграла музыка. Из-за кустов иногда доносились голоса, но в общем в Саду Трех Покойников было тихо. Тихо, как на кладбище. Внезапно совсем рядом громко продекламировали заплетающимся языком: «И бездумно любя, и бездумно страдая, — „Был ли ты, человек?“
— в мрачных водах твердим…» — и кто-то шумнo упал в кусты.
«Приют уходящих в никуда»… Название со смыслом. С печальным смыслом. Мальчики, шалящие от безделья. Идиотский ритуал сожжения чьих-то рук. Сад, в котором повесились три человека. Может быть, рядом. На этом дереве. И все остальное. Какой-то уж слишком грустный рай…
Новых впечатлений мне не хотелось, но и возвращаться в пустую квартиру я не спешил. А поскольку кроме мэрии и «Приюта» у меня не было других знакомых мест, я решил навестить «Приют». В самом деле, не выслушивать же опять излияния розового поклонника Агадона!
«Не цепляйся к ней…»
Но почему-то мне хотелось цепляться. Мне хотелось найти веретено, о которое укололась эта Спящая Красавица. И отчего ей тошно? От райской жизни?
…В баре все так же змеились спирали, все так же играла медленная музыка, все так же бормотала троица в углу, и Равнодушная в прежней позе — голова опущена на плечо, в руке полупустой бокал — сидела в кресле, закрыв глаза. Правда, она была не одна. За ее столиком восседал некто огромный и бородатый и говорил приглушенным голосом, сжимая в кулаке какие-то листки.
Со здешними нравами я уже вполне освоился. Я просто подошел и сел рядом. Ни Равнодушная, ни бородатый даже бровью не повели. Девушка полулежала, перебирая пальцами ножку бокала, а бородатый читал листок за листком и аккуратно складывал их на столике перед собой.
— …Eе белое платье пронзило мой мозг бесформенным пятном и внезапно обрело очертания дикой радости, — самозабвенно молол бородатый. — Дикая радость струилась в окна сквозь бледный свет пасмурного утра. Я подумал, что день начинается не так уж плохо, если все рассыпается в прах, как яркие вспышки сердцебиений при виде зеленых глаз.
«Вечер кончается не так уж хорошо, — подумал я, — если рядом несут чушь». Вслух я этого не сказал.
Равнодушная приоткрыла один глаз, неузнавающе-безучастно взглянула на меня и вздохнула. Бородатый, близоруко сощурившись, вцепился в очередной листок.
— Дикая радость моя плавно упала на колени, поплыла кровавым сердцем ожога, и боль от укуса бросила тень на тусклую стену. Все заполнилось легким туманом. «Спасибо», — шепнули сзади, и нежное облачко запорхало прочь, растворяясь под моим дыханием. Я встал и выдернул нож из раны.
Это было, пожалуй, похлеще разглагольствований розового поклонника покровителя нашего, чье имя неизвестно никому и так далее. Бородатый смело продирался сквозь дебри слов.
— Я ускорил шаги, окунувшись лицом в шершавый песок. Дикая радость звала меня теплой влагой. Горестный вой уходящего дня плеснул мне под ноги звонкую песню уныния.
Бородатый замолчал, начал рыться в своих листках. Видно, не мог найти продолжения. Хотя, по-моему, читать все это можно было в любом порядке — ничего от этого не менялось.
— По-моему, такое уже где-то было, — сказал я. — Что-то в этом роде.
Бородатый еще некоторое время машинально перебирал листки, потом сунул их все в карман, с грохотом отодвинул кресло и поднялся. Только теперь я по-настоящему оценил, какой он огромный. Прямо не человек, а памятник, сошедший с пьедестала.
— Дур-раки! — выразительно и громко сказал бородатый. Равнодушная вздрогнула, и даже троица в углу, кажется, на мгновение прервала свое однообразное занятие. — Все вы дураки!
Он прошел к выходу, ступая, как статуя командора, и прежде чем хлопнуть дверью, оглушительно добавил:
— Завтра прочитаете в газете!
Ну да, вполне возможно. Ведь говорил же мэр, что каждый волен поместить в газете все, что ему вздумается. Любую чепуху… Стоп!
Стоп. Вот ведь он — источник.
Я непроизвольно вцепился в подлокотники кресла. Я боялся, что догадка окажется неправильной. Что источник совсем не там.
— Здесь есть газеты? — спросил я охрипшим от волнения голосом.
Девушка повела плечом, зашелестела черным платьем и ничего не ответила.
— А дома у тебя есть? Читаешь газеты?
И тут произошло неожиданное. Равнодушная отшвырнула бокал, так что он со стуком покатился между столиками, сузила глаза и надрывно прошептала:
