— Я здесь, — позвал я. — Здесь, у дерева.
Он повернулся и выглянул из-за спинки скамейки.
— Не вижу. Подойди ближе, приятель.
И я подошел. Я стал сзади скамейки, так чтобы он мог увидеть меня, но не смог бы дотянуться.
— Я здесь, внизу.
— Черт бы меня побрал, — пробормотал он. — Черт бы меня побрал. Крыса!
Он отвернулся и постучал себе рукой по голове. Я впервые увидел его лицо. Морщинистое, с густой бородой. Он был в шляпе, поэтому я не разглядел его глаз. Между досок скамейки я видел, что его одежда истрепана и грязна.
— Это мне выпивка в мозги шибанула! Крысы не разговаривают!
Он снова посмотрел вниз, на меня.
— Сгинь!
— Я могу говорить. Однажды я был кучером. Я ищу Леди Света, чтобы она снова превратила меня в кучера.
— Говорящая крыса! Всякое видал, но чтоб такое…
— Вы сказали мне, что знаете, где они, — настаивал я. — Теперь вы увидели меня, так пожалуйста, скажите мне, где они.
Человек снял с голову шляпу. На голове оказалась копна встрепанных волос, которую он, почесываясь, запустил руку.
— Да, верно, — согласился он. — Амадея и Леди Света. Да я их, собственно, прекрасно знаю. Слушай, если ты сейчас посмотришь вон туда, в сторону дороги, ты увидишь большой дом, а в окнах свет. Видишь?
Я обернулся в направлении, которое он указывал, и неожиданно все вокруг погрузилось в полную тьму. Как будто меня отрезали от всего остального мира. Он накрыл меня своей шляпой.
Я не успел ни пошевелиться, ни проскочить под шляпой, а человек уже был надо мной, и схватил меня через шляпу, сжав так, что я еле дышал.
— Вот. А теперь посмотрим, кто это.
Он осторожно загнул поля шляпы так, чтобы освободить мою голову, и чтобы я не смог его укусить.
— Вы мне ребра сломаете! — пискнул я.
— Переживешь. Надо же, говорящая крыса. И большая какая, а? Сильная… Тихо! А то голову оторву. Где ты научился говорить, а?
— Я уже говорил. Я был кучером.
— Кучером, да? Крыса на козлах. Мне сегодня повезло! Тебя послало само небо, да. Вместе с тобой, крыса ты или кучер, мы заработаем целое состояние. Будешь делать то, что я скажу, и я разбогатею. Фред Биггс и его говорящая крыса! У тебя есть имя, кучер?
— Роберт. Пожалуйста, выпустите меня.
— Выпустить тебя — упустить удачу. Э, нет, Роберт, теперь я и ты будем заниматься делами вместе. Бобби, вот как я буду звать тебя. Фред Биггс и Бобби. Мы прославимся на весь мир. Вот только я не могу держать тебя так все время. Пошли.
Он поднялся, все еще больно сжимая меня в кулаке и зашагал через парк на улицу. Я умолял выпустить меня, но он не обращал на это внимания. В его руке я был скован не хуже, чем в ловушке у Амадеи, но на этот раз я попался против собственной воли и был страшно напуган. Я вспоминал предупреждения моего отца и слезы моей матушки. Мир людей — не только кареты, музыка и танцы. Все-таки в большинстве своем люди были чудовищами, и вот я по собственной глупости отдался в руки одному из таких. Сейчас мне было бесполезно успокаивать себя тем, что еще недавно я был готов умереть, если не узнаю человеческого мира. Страх неподвластен разуму.
Он принес меня во двор, где стояли штабеля ящиков с какими-то фруктами. Когда он вошел, я услышал шорох маленьких ножек, и догадался, что это разбегались мои сородичи. Но Фред Биггс не обратил на них внимания. Он присел в проходе между ящиками и опустил меня перед входом в неубивающую ловушку, которую я узнал с первого взгляда.
— Залезай внутрь, — скомандовал он.
Тут он немного ослабил свою хватку, так что у меня не было другого выхода, как оставаться на месте или бежать вперед, в ловушку.
— Ну, давай! — и тут он толкнул меня в спину свободной рукой. Я бросился вперед, попытавшись повернуться и сбежать, но он опередил меня и захлопнул дверцу клетки.
— Попался!
Затем он поднял клетку и снова вынес меня на улицу. Я бросался на дверцу и грыз прутья, но они не поддавались. Я снова стал упрашивать его отпустить меня на волю — тщетно. Он не обращал на меня внимания, пока мы не вернулись в парк, на скамейку. Тогда он заговорил снова.
— А теперь, Бобби, — начал он, — слушай, что мы будем делать. Я буду ухаживать за тобой, как за собственным сыном. Я буду кормить тебя твоими любимыми лакомствами, ты у меня будешь чистенький и здоровенький, я даже постелю тебе бархатную подушку и сделаю игрушечную карету, если захочешь. А в ответ на мою доброту ты будешь говорить, когда я тебе скажу. Понятно? Тебе нужно будет только говорить. Ну как, договорились?
— Почему вы так поступаете? — спросил я. — Почему вы сунули меня сюда и не отпускаете?
— Деньги! Зачем же еще?
— А что такое деньги?
— Ага, — усмехнулся он, — когда ты был кучером, тебя этому не учили? Деньги, друг мой, это ответ на все вопросы. Деньги — это жратва, деньги это одежда, деньги — это крыша над головой, кресло, чтобы сидеть и кровать, чтобы спать. Деньги — это уважение. Чем больше у тебя денег, тем больше людей снимут шляпы перед тобой. Без денег я бродяга, с деньгами мистер Биггс, а если у меня много денег — я «сэр». А может быть даже, «Ваша светлость». Деньги, мой маленький друг, вот разница между жизнью впроголодь, просто жизнью и жизнью в роскоши. Если эта твоя Леди Света когда-нибудь выполнит твое желание, то пожелай денег. Потому что с деньгами все остальные желания исполнятся и без волшебной палочки.
— А деньги могут освободить меня?
— Мой маленький друг. Если бы ты мог дать мне одну тысячу фунтов, то я бы открыл перед тобой эту дверцу сейчас же. Но ты не можешь, поэтому я и не открываю.
— А когда я дам вам столько денег, вы отпустите меня?
— Может быть. А может быть, и нет. Видишь ли, я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь достаточно денег. Сумма, которая кажется мне достаточной сегодня, может показаться мизерной завтра. Так что не надейся особенно, Бобби. Без надежд нет и разочарований.
Уже светало. В парке появились первые прохожие, но они торопились мимо мистера Биггса, словно и не видели его. Он обратился к одному: «Эй, мистер! Пенни не найдется?», но мужчина только прибавил ходу.
— Вот видишь, — прошептал мне мистер Биггс. — С бедняками они даже не хотят знаться.
Он вытащил бумажный сверток, в котором было немного хлеба и сыра, отломил кусочек и протолкнул его в клетку ко мне, а за остальное принялся сам.
— А теперь, — сказал он, дожевывая, — на рынок. И когда я прикажу тебе говорить, говори. А не то попробуешь вот этого.
Тут он вытащил из кармана нож и просунул его между прутьев, прямо мне в глаза.
— По-хорошему или по-плохому. Но говорить ты будешь, так?
