Но не догадался я ее с собой захватить, и потому сказал:
— Вероятно, новости к вам доходят слишком медленно. Иначе вы бы уже знали, что это — и я провел вокруг себя поднятой над головой рукой, — уже мои земли, а люди, на них живущие — мои подданные, которых я обязан защищать. И вы теперь хорошенько подумайте, так ли уж вам стоит портить со мной отношения…
Я успел, Тотонхорн был еще жив. Даже после беглого взгляда на него становилось понятно, что жить ему осталось всего несколько часов. Бывший дормон вардов стал бледной копией самого себя, пусть и такого, каким я видел его в последний раз. Тоторнхорн исхудал до такой степени, что больше всего походил на оживший скелет.
Увидев меня, он улыбнулся. Только улыбка у него была похожа на улыбку той, что вечно ходит с косой, не расставаясь с ней ни на секунду.
— А, де Койн. Ты знаешь, я почему-то был уверен, что увижу тебя перед тем, как отправлюсь на встречу со своей Айшан. Я хочу попросить тебя, и знаю, ты не сможешь мне отказать.
Тотонхорн надолго умолк. Он лежал, прикрыв глаза, и при каждом вздохе в груди у него громко хрипело. Я уж было думал, что он уснул, когда Тотонхорн открыл их, посмотрел по сторонам, увидел меня и попытался взять меня за руку.
Рука у него оказалась холодной как лед, и такой костистой, что казалось, на ней совсем не осталось плоти.
— Обещай мне, де Койн, что позаботишься о Тотайшане. Ведь именно он должен стать дормоном, и он бы им стал, если бы я успел. Ты обещаешь?
В своих планах я тоже видел его дормоном. И еще я знаю, что Тотайшан никогда не поведет орду на беззащитные селения, никогда.
Вслух я сказал:
— Да, абыс, обещаю.
Глава 24
Одно из чудес света
— Ну и кого на этот раз ты хотел бы осчастливить?
В вопросе прозвучали довольно ехидные нотки, обращался он ко мне, и задала его, конечно же, Янианна. Причем показался он мне достаточно двусмысленным.
Подумав, я все же решил, что относится он к трабонской короне, с недавних пор появившейся на моей голове.
Предложение занять трабонский престол стало для меня полной неожиданностью. Когда мне пришлось срочно вернуться в Маронг, столицу Трабона, я ожидал услышать все что угодно, но не услышанное предложение. Например, напоминание о том, что мною дано обещание отослать вардов обратно в их степи, просьбу направить против степняков имперскую армию, или даже вдруг появившееся желание войти в состав Империи, в конце концов.
Должен признаться, я даже несколько растерялся, услышав его. Надеюсь, на моем лице этого не отразилось. Наоборот, я постарался придать ему такой вид, как будто бы подобные предложения получаю едва ли не каждый день, и меня они уже успели несколько утомить.
На мой взгляд, самый подходящий вид, для того, чтобы решительно отказаться. И я уж совсем было собрался так сделать, даже подобрал в голове необходимые слова, когда вдруг подумал: ну и чем я, собственно, рискую? В конце концов, когда в Скардаре я получил подобное предложение ситуация была совсем другой, их даже сравнивать нельзя, настолько тяжело было его положение. Ну а здесь?
Да, экономика Трабона находится в весьма плачевном положении, и что?
Я не сам выставил свою кандидатуру на трабонский трон, обещая поднять ее на небывалые высоты в самый кратчайший срок. Да и не все так плачевно, как кажется на первый взгляд. Страна за время правления Готома, когда все было подчинено одному: чтобы он раз за разом подтверждал славу выдающегося полководца, просто устала. Спокойствие и стабильность — вот и все, что необходимо, а люди справятся сами. Купцы будут торговать, ремесленники — тачать сапоги или сидеть за гончарным кругом, крестьяне — растить хлеб. Им нужно не столько помогать, сколько не мешать. И они справятся. Главное, чтобы не было войны, потому что любая война — это всегда потрясение.
У трабонской знати, сделавшей мне предложение, помимо вардов, была и еще одна очень сильная причина для беспокойства: их западный сосед — Лаверна, королевство большое и сильное. Даже Готом предпочел пока с ним не связываться, продолжив свои завоевания на восток, в Империю.
Ну а в том случае, если бы я взошел на трабонский престол, глупо было бы даже подумать о том, что попытайся Лаверна воспользоваться создавшей в Трабоне ситуацией, Империя осталась бы в качестве стороннего наблюдателя…
— Себе оставлю, раздавать — самому мало, — ответил я. — И не забывай, у нас дети растут, целых трое. И очень надеюсь, что пока только трое.
После чего попытался придвинуться к ней поближе. Яна решительно от меня отодвинулась, не забыв вздернуть носиком, и принялась с преувеличенным вниманием что-то рассматривать сквозь темное окно кареты.
Ну и что там можно увидеть, ночь на дворе, и до рассвета еще добрых три часа.
Дурное настроение Яны было вовсе не из-за того, что ей пришлось вставать посреди ночи. Хотя это настроения ей и не прибавило.
Накануне мне долго пришлось уговаривать Янианну, и я уж совсем отчаялся убедить ее совершить ночную поездку, таинственно намекая, что она нисколько не пожалеет о том, что вставать придется так рано, когда Яна внезапно согласилась.
Ну и в конце то концов, чего на меня обижаться, когда все складывается так хорошо? Трабон разгромлен, и теперь, когда его внешнюю политику определяю я, никакой угрозы он не представляет.
От военного флота Абдальяра остались жалкие крохи, и на то, чтобы его заново построить, ему понадобится лет десять, а то и больше. После состоявшегося у берегов Абдальяра сражения, а было оно на этот раз не в пример менее напряженным, Иджин увел свои корабли в Скардар.
От него я получил письмо, в котором помимо всего прочего, имелось и напоминание о данном мной обещании: Скардар вскоре получит такой же корабль, как и 'Повелитель морей'. Причем Иджин вовсе не настаивал на том, что получит его бесплатно, поскольку мы делали одно общее дело, сообщал он.
Письмо также содержало просьбу передать ее величеству, что скромный правитель Скардара по-прежнему до глубины души восхищен ее красотой, и предложение, относящееся уже ко мне. Шутка, надо понимать.
Так вот, этот негодяй, пользуясь тем, что находится далеко и за свои слова ему ответить будет крайне сложно, в осторожных выражениях поведал о том, что
готов вернуть мне титул дерториера в обмен на руку ее величества.
Кстати, Янианна, когда я зачитывал ей письмо и дошёл до этих строк, сказала, что только честь порядочной женщины не позволяет ей согласиться на такое предложение.
— Мы связаны узами священного брака, — заявила она, — и теперь мне придется нести свой бесконечно тяжелый крест до самого конца жизни.
