Машинально прикоснувшись к груди, Брюс не почувствовал под пальцами привычного веса камешка. Вспомнилось, как шею обожгла саднящая боль, когда разорвавшаяся цепь скользнула по коже, устремляясь вслед за оберегом.
— Я зачаровал цепочку, — любезно подсказал маг.
…Пальцы с обломанными ногтями тянутся к Брюсу, прикасаются к камню: «Как трогательно. Ох уж эта сентиментальность…»
Брюс поморщился.
— В конце концов, это может быть сам маг, чья плоть, несомненно, пропитана его же собственной кровью… — Аррдеаниакас развлекался. Сейчас он казался как никогда оживленным. Казалось, вот-вот сорвется с места, волоча за собой спутанные космы, и пустится в пляс.
— Мы не открыли вашу темницу? — Элия напряженно следила за магом, словно тоже ожидая подвоха. — Мы сделали что-то другое?
— Вы восстановили движение земель. Восстановили прежний порядок… Там, под нашими ногами вот уже много веков спят Земные звери, плоть земли и ее порождение. Те, что заставляли обитаемые земли вращаться еще с тех времен, когда мир был полон льда… Железные башни — это клинья. Их придумали, чтобы в случае чего стопорить движение земель и общаться с Земными зверями. Когда земных магов разгромили, некому стало заботиться о Зверях, и те заснули. А земля вновь остановилась.
— Ну и что в этом плохого?
— В давние времена земли вращались не только вместе с планетой, но еще и по собственному порядку, переходя из влияния огня к земле, потом к воде и к воздуху. Ойкумена вращалась меж четырех начал. Огонь согревал плод, земля придавала ему сил, вода поила его, а воздух давал простор и свет для роста… Природа блаженствовала. Людям жилось неплохо. Весь мир был золотым. Что же теперь? Жажда власти захватила горячие головы, ход земель был нарушен. Теперь благоприятный климат только в Золотых землях. Зоны влияния остались, но теперь, когда земли не вращаются, их сила слишком велика. Огонь сжигает земли, Земля тянет из них все силы до капли, истощая, Вода размывает и заболачивает почву, а в землях, где царствуют ураганы, не выжить даже гиппогрифам…
— То есть… Мы совершили доброе дело? — неуверенно произнесла Элия.
— Во-первых, это я совершил, вашими руками. Во-вторых, любое доброе дело чаще всего лишь побочный эффект корыстных интересов… То бишь мне нужна свобода, и я получил ее. Вместе с движением земель разрушено и мое заклятие. А в-третьих, неужто вы думаете, наивные дети, что Земледержец, как только поймет, что порядок сломан, изойдет горькими слезами и распустит армию, или бароны умилятся и дадут волю своим работникам, а торгаши простят долги?
Маг не шевельнулся, но показалось, что он подался вперед, разглядывая оторопевших гостей. Потом явственная, широкая, от уха до уха, и удивительно неприятная ухмылка расколола неподвижную физиономию. С отчетливым тягучим скрипом натянулись свалявшиеся в войлок усы у губ.
— Движение земель запущено, это верно. Башни-клинья сломаны. Но чтобы запустить движение в мире людей, требуется нечто большее. Тут камешком не отделаешься… Тут камешек с головой и желаниями должен быть.
— Вы себя имеете в виду? — предположила с иронией Элия.
— А хоть бы и так… Осмотрюсь, пожалуй.
Растаявшему снегу не вернуться в сугробы. Что сделано, то сделано. Брюс слушал мага, все меньше вникая в суть его слов. Лишь одно по-настоящему жгло его все сильнее. И, не сдержавшись, он выпалил:
— Говорите, где Аянна!
— С чего вдруг? — Тени нарисовали на лице мага скуку. — Ты не выполнил мое задание!
Брюс с места бросился на него, понимая, что это глупо. Но впервые в жизни наслаждаясь тем, что теперь ему уже нечего терять и не о чем сожалеть. Его до обидного легко отшвырнуло и припечатало к стене.
Под лопатками тихо и множественно хрупнуло. Сколько сосудов он раздавил? Брюсу даже показалось, что он слышит многократный вопль то ли освободившихся, то ли погубленных теней.
А взгляд мага нажимал, будто пресс, в стиснутые ребрами легкие не помещался даже глоток воздуха.
— Стойте! — вскрикнула Элия, бросаясь между магом и его жертвой. — Не надо!
Давление ослабло. Брюс смог вдохнуть.
— Что, девочка, боишься за своего приятеля?
— Я… Я не… — Элия тряхнула головой, заговорив торопливо: — Я согласна стать вашей женой. Вы же исполните первую просьбу нареченной? Отпустите его! Он не нужен вам, ведь так?
— А как же избавление от проклятия?
— Я не хочу лишаться бесстрашия, ведь мне придется жить с вами.
Маг презрительно засмеялся:
— Глупая девочка! Ты сама согласилась, хотя как раз тебя мне нечем было вынудить исполнить обещание. Да я и не собирался, поскольку нельзя избавить от того, чего нет. На тебе нет проклятия! Я обманул тебя, это было забавно.
— Как нет проклятия?
— Ты бесстрашна просто от природы. Моя жена просто заметила это раньше всех и обронила ничего не значащие слова. Твоя храбрость внутри. И ты слишком самолюбива, чтобы бояться за других… Правда, теперь, признаю, ты научилась этому.
— Я не понимаю…
— Что тут понимать? Вспомни! Лучше всего страх чувствуют гиппогрифы, он сбегал всякий раз, как только ты боялась. Страх сначала умозрительный: «Ах, нехорошо так поступать!» — Маг скорчил рожу. Мимика его становилась все живее и ярче. — А потом за тех, кто рядом, ибо комфортнее быть вместе… Ну а уж после за того, кого любишь. Страшно настолько, что готов пожертвовать собой. И в конце концов страх за себя… Ты научилась этому, да только поздно…
Аррдеаниакас наконец шевельнулся. Худая рука с неровно обломанными ногтями сделала изгоняющий жест.
— Убирайтесь, вы оба. Мне от вас больше ничего не нужно…
Элия стиснула рот, потом вскинула голову и воскликнула хрипло:
— Вы бесчестный человек! — На побелевших губах расплывались алые отпечатки зубов.
— Поверь, в моем возрасте это всего лишь незначительные условности.
— Когда-то вы считались великим. Что должно произойти с человеком, чтобы он обратился в то, что вы есть сейчас?
— Право, у меня нет ни малейшего желания ввязываться в нравоучительные дискуссии. Скажу просто — нужно всего лишь повзрослеть. Некоторым на это требуются дни, некоторым — века.
— А некоторым достаточно потерять на этом долгом пути что-то важное из своей души.
— Возможно. И поверь, жить станет гораздо легче.
— Лучше сдохнуть, чем жить так… — выдавил Брюс, тщетно скребясь о стену, как недодавленный таракан. Унизительно и мучительно. Да и патетика сказанного растаяла в двусмысленности.
— Это легко устроить.
Теперь незримая рука стиснула сердце, забившееся в жесткой хватке неровно, словно пойманная, задыхающаяся птица. В глазах Брюса темнота налилась багрянцем, маг утратил ясность очертаний, обратившись в непрерывно шевелящегося спрута, выбрасывающего все новые щупальца. Только не золотые — дымчато-черные.
