Ознакомительная версия.
– Куда-нибудь торопишься?
Димка пожал плечами и мотнул головой.
– Ну, пошли тогда в дом!..
Димка не успел возразить, как женщина скрылась уже в проеме калитки.
Мальчик вошел в чистенькую комнату, оклеенную бледно-желтыми в цветочек, обоями, и нерешительно замер у порога. Женщина скрылась уже в проеме за узкой печью, облицованной белой потрескавшейся плиткой и загремела там посудой.
– Сейчас будем чай пить, – послышалось оттуда. – Ты проходи, не стесняйся!
Димка прошел к столу, накрытому полосатой клеенкой, и скромно присел на краешек одного из двух стульев. Кроме стола в комнате был еще светлый старомодный сервант, за стеклом которого стояли рядками несколько фужеров и рюмок, пара вазочек и собранный «розочкой» чайный сервиз; громоздкий телевизор в углу на комоде, покрытый ажурной салфеткой; диван с деревянными облупившимися ручками. Над диваном висел небольшой тонкий выцветший ковер с копией картины Шишкина «Утро в сосновом лесу» (где медведей вписал художник Савицкий). А вот над ковром…
Димка от неожиданности поперхнулся и громко закашлял, не отводя обалдевшего взгляда от большой цветной фотографии в резной рамке, висевшей на стене чуть выше ковра. С фото – в форме десантника, сдвинутом на самый затылок голубом берете – ему улыбался… Ачаду! Ошибки быть не могло: белые короткие волосы, черные брови, а самое главное – глаза, которые смотрят вроде бы на тебя, но в то же время и куда-то гораздо глубже, словно видят не только то, что доступно обычному взору. Конечно, если бы Димка (точнее, Хепсу) не видел Учителя в новом обличье – без бороды, с короткой прической, – он бы мог его не узнать. А так – вот он, точно такой, как час (всего лишь час?) назад, когда в последний раз видел его мальчик.
В комнату с чайником и сахарницей в руках вошла хозяйка. Димка не успел сразу отвести взгляд от фотографии, и женщина по его обескураженному виду что-то поняла. Она задрожавшими руками поставила на стол сахарницу с чайником и бессильно опустилась на стул.
– Ты знаешь Семена? – прошептала она с непонятной надеждой. Глаза ее смотрели на Димку с такой мольбой, что соврать он ну никак не мог…
– Да, – так же тихо ответил Димка, не зная, впрочем, до этого, что Ачаду в его «земной ипостаси» звали именно Семеном.
– Он погиб… – Женщина вроде бы просто сообщила это мальчику, но все же ему в той коротенькой фразе послышался вопрос.
– Да, – снова сказал Димка и отвел глаза.
– Ты что-то знаешь! – Глаза женщины вспыхнули, она всем телом подалась к парню.
Димка мысленно заметался. Что же ему делать? Не рассказывать же этой женщине – матери Семена, в чем у него не было сомнений – про Ачаду, про их путешествие на край земли, о полете «за небо», о том, как в непонятной серости встретились они с Семеном-Ачаду снова… Как он объяснит ей о жизни сразу в нескольких местах, временах и телах, если и сам толком в этом не разобрался?.. Если бы не присутствие в нем сейчас сразу двух сознаний – Хепсу и Димки, – он бы, наверное, подумал, что все это ему только приснилось! А может, он просто сошел с ума… Ведь он слышал где-то это выражение – «раздвоение личности», и оно явно не обозначало что-то хорошее.
Женщина словно прочла Димкины мысли. Она встала со стула, прошлась по комнате взад-вперед, села на диван, сложив на коленях все еще дрожащие руки, и сказала:
– Расскажи мне все, что тебе известно. Я поверю! Пойми, мне это очень надо знать. Семен – мой единственный сын!..
Димка шумно выдохнул, затряс головой, все еще не решаясь рассказать матери солдата правду. А вдруг это всё его больные фантазии? Да если и нет, разве во все это можно поверить? Женщина обязательно сочтет его сумасшедшим или, хуже того, циничным вруном… Ведь не понять ей, не понять! – Мальчик от волнения не заметил, что последнюю фразу прошептал вслух.
– Я пойму! – вскинулась женщина. – Я все пойму! Мальчик, дорогой… Я учительницей работаю, ты не думай, я не глупая!
– Учительницей? – невольно вырвалось у Димки.
– Ну да. Ты не смотри на мою одежку, сейчас каникулы, я по-простому и одеваюсь. А так я младших детишек в школе учу.
– А как вас зовут? – вырвалось у мальчика. Наверное, подсознательно ему хотелось потянуть время.
– Ой, мы и правда не познакомились! – всплеснула руками женщина. – Людмилой Николаевной меня зовут. А тебя?
– Я – Димка.
– Димочка, дорогой, расскажи мне про Семена! – В глазах женщины заблестели слезы, и Димка не смог больше тянуть. Будь что будет!
– Хорошо, – вздохнул он. – Слушайте…
Пока Димка рассказывал – очень долго, про давно остывший чайник оба забыли, – Людмила Николаевна не произнесла ни слова. Она даже почти не шевелилась, словно боялась, что вспугнет мальчика и тот замолчит. Лишь глаза жили на ее лице собственной, отдельной жизнью: округлялись, щурились, загорались, начинали блестеть, подергивались дымкой печали…
Когда рассказ закончился и Димка устало откинулся на спинку стула, он уже знал, что Людмила Николаевна ему поверила – от первого до последнего слова. Женщина встала с дивана, подошла к парню и положила сухую теплую ладонь на его черные волосы.
– Хочешь жить со мной? – спросила она очень спокойно, словно интересовалась, не налить ли ему чаю.
Димка вспыхнул, растерянный взгляд его заметался по комнате… Мальчик вскочил и, не зная, куда деть руки, воскликнул:
– Но вы ведь меня совсем не знаете!
– Зато тебя хорошо знает Семен. Если он выбрал тебя из всех своих учеников…
– Не он выбрал, это я за ним пошел!
– Неважно, – улыбнулась Людмила Николаевна. – Ты сам-то согласен?
«Еще бы!» – чуть не закричал Димка, но, опомнившись, шумно выдохнул:
– Ага!.. Но меня ведь не отпустят из детдома… Меня вообще, наверное, в колонию для малолеток теперь отдадут…
– За что же тебя в колонию? – Женщина обняла Димку за плечи. – Ты никого не убил, ничего не украл…
– Все равно не отпустят! У нас такой директор!..
– Знаю я вашего директора, – нахмурилась Людмила Николаевна. – Негодяй еще тот! Но и на него управа найдется. И потом, я ведь учительница, не забывай. Давным-давно работаю, всех знаю, и в гороно, и везде в городе, где детскими вопросами занимаются. А надо – и в области кого надо найду. Дима, главное захотеть. Если ты согласен стать моим… сыном, то я сделаю все, чтобы ты им стал!..
– Я согласен… – прошептал Димка и опустил голову, чтобы Людмила Николаевна не увидела текущих из его глаз слез. Он плакал, но никогда после маминой смерти он еще не был таким счастливым.
…На Ачаду падал спиной мужчина. Беляк успел выставить руки и принять на них обмякшее тело в мешковатом сером мундире. Беловолосая голова безжизненно запрокинулась, и перед Ачаду открылась огромная рваная рана на горле бедолаги, из которой фонтаном хлестала кровь. По сути, горло мужчины отсутствовало вовсе – его словно кто-то грубо вырвал…
Ознакомительная версия.
