— Получили письмо без подписи. Я порой завидую здешней гвардии. Им каждый горожанин рад помочь.
— И что же, интересно, с ним теперь будет?
— Император сам будет его судить. Насколько я знаю нашего государя — засадит в каменный мешок до скончания дней. Он очень много надежд возлагал на этот брак.
— Вот как, значит? Ну, не буду вам больше докучать.
«Подожди, не торопись. Тетива натянута еще только наполовину».
— Да помилуйте, какая докука? Кстати, хочу похвастаться. Взгляните-ка, что я тут недавно приобрел.
И посол все с той же милой улыбкой подал Эрвинду расписку.
— Вот как… — протянул Эрвинд, — очень, очень любопытно. Как же это вам удалось?
— А помните того паренька, который целовал на балу королеву? Я все-таки решил его пощупать. И все же считаю, что он тогда позволил себе слишком много.
«Читай, принц, читай. И на передаточную надпись смотри внимательнее. Не отличишь от настоящей, правда. Думаешь, одни асены умеют делать фальшивки? Итак, могила короля Эрвинда, твоего отца, а также гробницы всех прочих асенских королей находятся теперь на землях Императора».
— Ну, вы крупно рисковали. Он, как я понял, аристократ.
— А я — посланник Императора. И вот полюбуйтесь — не зря искал. Уж не знаю, как ему удалось заполучить расписку, но, имея ее на руках, он, вернее его родственники, могли как угодно шантажировать бедную девочку. Это ведь земли ее покойного отца?
— Это ее земли. По крайней мере, были. Что вы намерены с ними делать теперь?
«Во имя богов, Эрвинд, да есть ли предел твоим силам? Я думал, у того аристократа выдержка, но куда ему до тебя! Интересно, смог бы я вот так улыбаться, глядя, как нож медленно входит мне в живот?»
— Разумеется, для меня подобное сокровище слишком велико. Передам его Императору. Может, он простит мою оплошность с Гуннаром.
— Что ж, поздравляю Императора. В Ашене делают чудесное вино.
И посол понимает: все, этого достаточно. Иначе Эрвинд сейчас закричит.
— Да что это я вас, в самом деле, здесь держу? Вы же еще не совсем здоровы. Идите-ка, отдохните.
— Да, спасибо. Я пойду.
«Иди, иди! Лети, моя стрела! Лети и принеси мне победу. Кто знает, может, ты и будешь следующим королем Лайи, если тобой так легко управлять».
Эрвинд спускается по ступеням, не видя посла, не видя донельзя встревоженного Теодора. Перед его глазами стоит перекошенное от страха лицо Гуннара.
Известие об аресте Гуннара Мэй получила за завтраком. Она тут же вскочила из-за стола, захлопала в ладоши и, щедро наградив посланника, пустилась в пляс по комнате, напевая: «Закатился женишок под еловый корешок!»
— Так вы идете во дворец, Ваше Величество? — спросила Хельга.
У нее глаза были на мокром месте, но она мужественно держалась.
Мэй остановилась, откинула волосы за спину и рассмеялась:
— Дворец подождет! Камилла, Хельга, вытряхивайте сундуки! Будем придумывать свадебное платье!
Камеристки переглянулись. Увидев их недоуменные лица, Мэй снова расхохоталась.
— Точно вам говорю! И поторопитесь. Еще снег не выпадет, как мы с Эрвиндом поженимся. Теперь по-людски, чтоб все видели! А уедет посол, привезем с острова лошадей. Еще ни один асенский король не ездил на абреком коне.
Услыхав шум наверху, из кухни поднялась Серена. Вся комната была завалена рулонами алого, бирюзово-зеленого, лазоревого шелка, золотой, искристо-голубой, бледно-розовой парчи. Даже Хельгины слезы мгновенно высохли. Сама же королева давно не была так весела. Она крутилась перед зеркалом, тормошила камеристок, хохотала так, что Серена недовольно пробормотала под нос: «Ох, перед слезами ведь, перед слезами». И тут внизу хлопнула дверь. Мэй замерла и услышала голос Серены на лестнице:
— Кто там? Нет, Ваше высочество, Вам пока нельзя. Это сюрприз.
Мэй так и обдало жаром. Еще и Эрвинд здесь, что могло быть лучше?! Теперь, когда уже можно не таиться!
Она бросилась к дверям и вдруг резко остановилась. Что-то было не так. Что-то случилось неправильное, невозможное. Это — Эрвинд? Это искаженное злобой лицо — его лицо? Она, да, она — дура, часто гневается попусту. Но — Эрвинд?!
— Эрвинд, что стряслось?! — крикнула она.
Он молчал, переводя дыхание. Камилла и Хельга тихо, как мышки, выскользнули за дверь.
— Это ты помогала Гуннару сбежать?
Она вздрогнула. Ей доводилось пару раз видеть в гневе Эрвинда Старшего. Сейчас отца и сына было не отличить.
— Я, но…
— Помолчи. Отвечай сейчас на вопросы. И ты же отдала приказ об его аресте?
— Я должна была как-то от него избавиться. Я же не могла на самом деле дать ему корабль. У меня их просто не может быть, ты же знаешь.
— Понятно. И ты заложила Ашен дому Ойсина?
— Мне нужны были деньги.
— Тебе нужны были деньги, и ты заложила Ашен. Так вот, твоя расписка теперь у посла.
— Что? Каким образом?
— Не знаю. Наверное, твоему ростовщику тоже что-то было нужно.
Мэй взялась за голову:
— Проклятье! Он мне еще заплатит! Подожди, Эрвинд, успокойся, я сейчас что-нибудь придумаю.
— А ты не находишь, что придумала достаточно?
— Но Эрвинд!…
— Молчи. Я всегда вас слушал — сначала отца, потом тебя. Я всегда думал: «Ладно, я сделаю так, как для них будет лучше». Но сегодня ты меня выслушаешь. Ты продала Ашен тардам. Я знаю, что ты не хотела этого, но не в этом дело. Ты вообще не имела права им торговать, но этого мало. Ты предала Гуннара. Понимаю, тебе было не за что его любить, но он не хотел тебе зла и поверил тебе. А ты его предала. Значит, предашь любого, если это будет нужно. Теперь он до самой смерти будет проклинать тебя. И я — тоже.
— Эрвинд?!
— Молчи. Знаешь, я три года прожил в Империи и могу сказать, что вы друг друга стоите. Тарды даже лучше. Они хоть знают, когда поступают бесчестно, а ты об этом даже не догадываешься. И ладно, живите так, как живется. Ты, Аттери, Император, посол… Воюйте друг с другом и будьте счастливы. Только меня оставьте в покое! Да есть ли еще на свете уголок, который вы не испоганили?!
— Эрвинд?! — прохрипела Мэй.
— Знаешь, я вправду любил тебя. Ту девочку, с которой целовался в Ашене и которая ревновала меня к дочке кухарки. Но теперь ее больше нет, умерла. Далее в Империи у меня что-то было — был Ашен, был дворец, в котором жила когда-то мать, в котором жила ты. А теперь у меня нет ничего. То, что не испачкали тарды, отравила ты.
Он остановился, перевел дух, и слова старинного заклятья сами скользнули ему на язык:
— Пусть будешь проклята ты. Пусть доведется тебе расплатиться за все, что ты совершила. И пусть никто никогда ничего тебе не простит.
Он говорил, а она отступала назад, пока ноги ее не запутались в шелках, и она мягко упала на груду тканей, закрыв голову руками, словно ждала удара. Ему стало до невозможности противно. Он шагнул вперед, взял ее за локоть, помог подняться. Она пыталась что-то выговорить, но не могла — перехватило горло. Он хотел сказать: «Прощай, мы больше никогда не увидимся», но получилось только:
