– Вот что было неладно, – произнес Кенжи, доставая меч.
Так меня предавали только один раз – сам Кенжи и Племя. Теперь обман совершил воин, которому я дал присягу. И ради этого я убил Е-Ана?! От ярости у меня перед глазами все залилось красным. Я взял неприступный замок, сохранил мост, успокоил людей. Я отдал Хаги, свой родной город, Араи, как спелую хурму, а с городом и все Три Страны.
Вдали завыли собаки, вторя плачу моей души.
Араи въехал на мост и остановился посередине. Увидел меня и поднял шлем. Насмешливый жест. Он был уверен в своей силе, в своей победе.
– Спасибо, Отори! Ты проделал хорошую работу. Сдашься сейчас или будем сражаться?
– Ты можешь править Тремя Странами, – ответил я, – но твое вероломство будут помнить еще долго после жизни.
Я был готов вести людей в последнюю битву, и она, в чем я никогда не сомневался, должна состояться против Араи. Не думал, что ее время придет так скоро.
– Об этом будет некому написать в хронике событий, – ухмыльнулся он. – Потому что я намерен уничтожить всех Отори раз и навсегда.
Я наклонился вперед, схватил Зенко и посадил его перед собой на коня. Затем достал меч и приставил ему к горлу.
– У меня оба твои сына. Ты обречешь их на смерть? Клянусь убить Зенко, а за ним Таку, не успеешь ты до меня добраться. Отзови солдат!
Араи слегка изменился в лице и побледнел. Таку недвижно стоял рядом с Кенжи. Зенко тоже не шевелился. Оба мальчика смотрели на отца, которого не видели много лет.
Предатель рассмеялся:
– Я хорошо тебя знаю, Такео. Знаю твои слабости. Тебя воспитали не как воина. Ты не сможешь убить ребенка.
Я должен был действовать решительно и безжалостно, но не мог. Моя рука дрогнула. Араи снова рассмеялся.
– Отпусти его! – крикнул он. – Зенко! Иди ко мне.
Фумио ясно произнес:
– Выстрелить в него, Такео?
Я не помню, что ответил, не помню, как отпустил Зенко. Раздался приглушенный выстрел огненной руки, и Араи свалился с седла. Свинцовый шар пробил ему доспехи и ворвался в сердце. У людей вокруг вырвался крик ярости и ужаса. Конь попятился. Зенко завопил, но его заглушил грохот разрывающегося под ногами мира.
Поднялись клены на дальнем берегу и замаршировали вниз по склону. Они окружили армию Араи, камни и земля засыпали людей, скидывая к реке.
Мой конь встал на дыбы и побежал с моста, сбросив меня. Я поднялся, перевел дух и услышал, как мост застонал человеческим голосом. Он пытался удержаться, но не смог и рухнул, увлекая всех за собой в воду. Затем обезумела река. Вверху по течению возник желто-коричневый поток. Вода отступила с нашего берега и нахлынула на противоположный, смывая остатки двух армий, круша лодки, как палочки для еды, топя людей и лошадей, унося трупы в море.
Земля затряслась, и сзади стали крошиться дома. Все вокруг покрылось пылевой завесой, в общем гуле растворились отдельные звуки. Кенжи был рядом, Таку склонился над братом, который упал с коня. Сквозь дымку приближался Фумио с огненной рукой.
Я дрожал от избытка чувств: ликования, понимания, как ничтожны люди по сравнению с силами природы, благодарностью небесам, богам, в которых я якобы перестал верить и которые снова спасли мне жизнь.
Моя последняя битва началась и закончилась в один миг. Нет надобности сражаться дальше. Единственная забота – спасти город от огня.
Дома вокруг замка сгорели дотла. Сам замок рухнул от толчка, убив находившихся там женщин и детей. Я вздохнул с облегчением, поскольку их нельзя было оставлять в живых, а я не смог бы отдать такой приказ. Погиб и Риома: лодку потопил обломок стены. Когда всплыло его тело, я велел захоронить брата с Отори в Дайшоне и высечь имя на каменной плите.
В последующие дни я не ел, не спал. Вместе с Ми-еси и Кенжи мы управляли уборкой валунов, погребением трупов и уходом за ранеными. Во время долгих печальных дней совместной работы и горести начал заглаживаться раскол клана. Землетрясение считали наказанием небес за предательство Араи. Небеса явно были на моей стороне, меня признали приемным сыном Шигеру и племянником по крови. У меня были его меч, внешность, и я отомстил за его смерть. Клан безоговорочно принял меня законным наследником. Я не знал, какова обстановка в других местах – стихийное бедствие постигло все Три Страны, и из других городов не приходило вестей. Оставалось думать только об огромной задаче восстановления мира и предотвращения голода грядущей зимой.
Я не ночевал в доме Шигеру ни в ночь после землетрясения, ни в последующие дни: боялся приблизиться к нему из-за страха увидеть одни развалины. Мы с Миеси расположились в сохранившейся части резиденции. Через четыре дня после ужина пришел Кенжи и сказал, что ко мне гости. Он широко улыбался, и я подумал, что это Шизука с новостями от Каэдэ.
На самом деле то были служанки из дома Шигеру – Шийо и Харука. Они выглядели изможденно и болезненно. Увидев меня, Шийо чуть не умерла от радости. Обе опустились к моим ногам, но я заставил их подняться, обнял, и слезы побежали по щекам женщин. Мы не могли и слова произнести.
Наконец Шийо сказала:
– Идемте домой, господин Такео. Дом ждет вас.
– Он устоял?
– Сад разрушен – его смыло рекой, – а сам дом цел. Завтра мы приготовим его к вашему возвращению.
– Я буду завтра вечером, – пообещал я.
– Вы тоже, господин? – спросила она у Кенжи.
– Почти как в старые времена, – ответил он, улыбаясь, хотя мы все знали, что прошлого не вернуть.
На следующий день мы с Кенжи взяли Таку и охрану и пошли по знакомой улице. Зенко оставили в резиденции. Обстоятельства смерти Араи привели его в удрученное состояние. Я беспокоился о нем, видя его смятение и горе, но не нашел времени поговорить серьезно. Подозреваю, он считал гибель отца недостойной и винил за это меня. Возможно, винил или презирал даже за то, что я сохранил ему жизнь. Я сам не знал, как к нему относиться: как к наследнику великого полководца или как к сыну человека, который меня предал. Лучшим выходом казалось держаться от него подальше и отдать на службу семье Эндо Шикары. Оставалась надежда, что его мать, Шизука, жива. Когда вернется, тогда и обсудим будущее ее сына. В Таку я не сомневался: он будет первым ребенком-шпионом, каких я мечтал тренировать и брать на работу.
Землетрясение не затронуло район вокруг моего старого пристанища, в садах жизнерадостно щебетали птицы. Я ждал момента, когда услышу пение дома и реки, вспомнил, как впервые увидел на углу Кенжи. С тех пор песня изменилась: ручей забился, водопад высох, зато река по-прежнему ласкала стену и набережную.
Харука собрала дикие цветы и несколько хризантем. По обыкновению поставила их в ведра на кухне, и острый осенний аромат смешался с запахом грязи и гниения от реки. Сад был разрушен, рыба подохла. Шийо вымыла и отполировала соловьиный этаж. Ступив на него, я услышал под ногами знакомую песню.
