— Осторожнее, Гарион, мне не нравятся твои слова!
— Тем хуже для вас. Правда глаза режет, не так ли?
— Полагаю, тебе известно, где Сардион?
— Я могу это узнать.
— Если можешь ты, то могу и я. Уверен, что ты дашь мне несколько ключей.
— Ни единого.
— Ты станешь более сговорчивым, когда я брошу на дыбу твоих друзей. Я даже позволю тебе при этом присутствовать.
— Тогда наймите палача, которого вам не жаль. Неужели вы не помните о моих многочисленных талантах? Я был о вас лучшего мнения.
— С меня довольно, Белгарион! — рявкнул Закет. — Готовьтесь! Вас отправят в Мал-Зэт и будут содержать порознь. Это даст мне достаточное количество заложников, если кто-то из вас решится на опрометчивый поступок. Разговор окончен!
Белгарат прикрыл ладонью рот и кашлянул. Тоф кивнул и опустил голову.
Закет ошеломленно отступил перед внезапно возникшим мерцающим видением. Он сердито уставился на Гариона.
— Что это за фокусы?
— Никаких фокусов, Закет, — ответил Гарион. — Она хочет сказать вам кое-что, и я советую вам это выслушать.
— Ты выслушаешь мои слова, Закет? — осведомилась келльская пророчица с повязкой на глазах.
На лице Закета все еще было написано подозрение.
— Что тебе нужно, Цирадис? — осведомился он.
— У меня мало времени, император Маллореи. Я уже говорила тебе о перекрестке на твоем жизненном пути. Сейчас ты приближаешься к нему. Отбрось свои властные манеры и исполни по доброй воле поручение, которое я должна возложить на тебя. Ты говорил о заложниках.
— Это всего лишь обычай, Цирадис, — заюлил император. — Просто удобное средство оградить людей от необдуманных поступков.
— Неужели ты чувствуешь себя настолько немощным, что должен грозить невинному обрушить твой гнев на его друзей? — В ее голосе прозвучало презрение.
— Немощным? Я?
— А что еще могло сподвигнуть тебя на столь трусливые поступки? Слушай меня внимательно, Каль Закет, ибо речь идет о твоей жизни. В тот момент, когда ты поднимешь руку на Дитя Света или кого-нибудь из его спутников, твое сердце разорвется и ты умрешь.
— Пусть так. Я правлю в Маллорее, и склониться перед угрозой — даже твоей — означает для меня стать ничем в собственных глазах.
— Тогда ты умрешь, а после твоей смерти твоя империя обратится в пыль, — заявила Цирадис.
Он уставился на нее; его и без того бледное лицо побледнело еще сильнее.
— Ты не прислушиваешься к моим предупреждениям, император Маллореи, поэтому я сделаю тебе предложение. Если тебе необходим заложник, я стану им. Дитя Света знает, что если я уйду из этой жизни, прежде чем моя задача будет выполнена, то его дело обречено на неудачу.
— Я не могу причинить тебе вред, святая пророчица, — неуверенно заявил Закет.
— А почему нет, могущественный Закет?
— Это не пойдет, — отрезал он. — Больше тебе нечего мне сказать? У меня много дел.
— Они подождут. Самое важное дело — то, которое я намерена тебе поручить. Исполнение этой задачи — цель твоей жизни. Ты был рожден только для этого. Если ты откажешься, то не доживешь до зимы.
— Ты уже второй раз грозишь мне смертью, Цирадис. Неужели ты так меня ненавидишь?
— Я не ненавижу тебя, Закет, и не угрожаю тебе. Я всего лишь открываю тебе твою судьбу. Примешь ли ты на себя твою задачу?
— Нет, покуда не узнаю о ней побольше.
— Хорошо. Я открою тебе ее первую часть. Ты должен прибыть ко мне в Келль, где я подчинюсь тебе. Я буду твоим заложником, но и ты станешь моим. Дитя Света и его спутники направляются в Келль, и ты, Закет, присоединись к ним, ибо, как было предсказано в начале отсчета времени, ты принадлежишь к их лагерю.
— Но…
Цирадис подняла руку.
— Оставь здесь твою свиту, твою армию и твои символы власти. Они тебе не понадобятся. — Она сделала паузу. — Или ты боишься, о могущественный Закет, путешествовать по своей империи без солдат, вынуждающих упрямые колени преклониться, а мятежников подчиниться твоей воле?
Закет побагровел от гнева.
— Я ничего не боюсь, о святая пророчица, — холодно ответил он. — Даже смерти.
— Смерть ничего не значит, Каль Закет. По-моему, ты боишься жизни. Как я говорила, ты — мой заложник, и я велю тебе прибыть ко мне в Келль и там принять твою ношу.
Императора Маллореи било крупной дрожью. Гарион знал этого человека и знал, что Закет в обычных обстоятельствах отверг бы требования Цирадис, но сейчас им словно владела какая-то несокрушимая сила. Он дрожал всем телом, а его бледное лицо покрылось потом.
Цирадис, несмотря на завязанные глаза, казалась осведомленной о панике, охватившей ее «заложника».
— Твой выбор предопределен, Каль Закет, — заявила она. — По доброй воле или по принуждению, но ты подчинишься мне, ибо это твоя судьба. — Пророчица выпрямилась. — Говори же, император Маллореи! Прибудешь ли ты ко мне в Келль?
— Да, — словно задыхаясь, вымолвил он.
— Да будет так. Займи предназначенное тебе место рядом с Белгарионом и отправляйся в священный город. Там я дам тебе дальнейшие указания и объясню, почему от этого зависит не только твоя жизнь, но и жизнь всего мира. — Она повернулась так, чтобы ее завязанные глаза были направлены на Гариона. — Приведи его ко мне, о Дитя Света, ибо это является частью того, что должно привести к последней встрече.
Цирадис протянула руки к Тофу и исчезла.
— Теперь нас стало двенадцать, — пробормотал Сади.
Новый член их группы стоял с пепельно-серым лицом посреди палатки, и Гарион с изумлением увидел слезы в глазах императора Маллореи.
— Полый, — удовлетворенно произнес Эрионд. — Теперь почти все ясно. — Не понимаю, — признался Сади. — Цирадис приходила к нам в Реоне, — объяснил юноша, — и сообщила, кто должен отправиться с нами в Место, которого больше нет. Меня интересовало, кто такой Полый. Теперь я это знаю.
— А как она описала меня? — осведомился евнух.
— Ты в самом деле хочешь это знать?
— Я испытываю некоторое любопытство.
— Она назвала тебя Мужчина, который не мужчина.
Сади подмигнул ему.
— Коротко и ясно, не так ли?
— Тебе виднее.
— Все правильно, Эрионд, — вздохнул Сади. — Операцию проделали в детстве, поэтому я так и не узнал, что значит быть другим. Вообще-то преувеличенный интерес к этой функции организма кажется мне несколько забавным. Мой образ жизни куда менее сложен.
— А почему они проделали это с тобой?
Сади пожал плечами и провел ладонью по выбритому черепу.
— Моя мать была бедна, — ответил он. — Это единственное, что она могла мне подарить.
— Подарить?
