я. План младшего Ак-Сарина был прост: пока в городе паника, выкрасть меня из имения проще простого. Рассказывать о плане Иссура Тиру я не собиралась. Война с Айданом – это только наше дело. Семейное, так сказать.
– Боюсь, что весть об этом дойдет до императора, – признался воевода. – Как бы он не снял меня с должности.
– Мы победим Иссура, я вам обещаю. Объявите завтра о новом указе, и я сделаю все, чтобы собрать войско, с которым вашему брату будет не под силу тягаться.
– Еще вчера я отдал поручение размножить указ и разослать его в управы городов Миреи. Утром сделаю объявление на площади, а к вечеру эта новость появится в газетах. Я не обману ваше доверие, Амаль. – Лицо Тира осветила нежная улыбка. Скольких девушек он завлек ею? – Мне остаться с вами этой ночью?
Тир и вправду решил соблазнить меня?
– Я побуду одна и приду в себя. Благодарю за заботу, воевода.
– Прошу, называйте меня просто Тир. – С этими словами он поднес мою руку к губам и оставил невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони, свободной от ожогов.
Если бы не чудовищно-глупое чувство к мужчине, с легкостью его растоптавшему, я бы попробовала забыться в объятиях Тира. Увы, любая мысль о чужих руках казалась мерзкой. Впрочем, рук предателя на своем теле я тоже не желала. Наверное.
– Тир, я благодарю вас за заботу, но сегодня на меня свалилось слишком много, чтобы думать о чем-то, кроме подлости брата, – твердо произнесла я и мягко, но настойчиво высвободила ладонь из пальцев воеводы.
Тир вздохнул с явным разочарованием, откланялся и наконец оставил меня в одиночестве. Я тут же откинула одеяло и села в кровати, ощутив мерзкое головокружение. Удар по голове не прошел бесследно.
Мысли вертелись вокруг приспешников Айдана и предателя. Он спас меня. Но как? Следил за мной, прикрывшись своими бесовскими тенями? Наберусь сил и потребую у мерзавца ответа.
Я нашарила у кровати заботливо оставленные кем-то парчовые домашние туфли и кое-как поднялась. Голова закружилась сильнее, но вскоре комната вновь вернулась на свое место. Я проковыляла к тлеющему камину и в мягком свете различила пустой кувшин из-под молока.
– Эй, я знаю, что ты здесь. Покажись. Я прикажу принести тебе еще молока, – позвала я и внимательно осмотрела комнату в ожидании шевеления.
Где-то с минуту в покоях царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих дров. Я уж решила, что никто не придет, но внезапно в камине раздалось отчетливое шуршание. Миг, и из огня, бурча и отплевываясь от золы, вывалилась… бичура. Вот так гость!
Ее нагое зеленоватое тело покрывали разводы золы. Костлявой рукой с длинными пальцами ночная гостья торопливо пригладила лохматые седые волосы и с интересом уставилась на меня черными, словно угольки, глазами.
– Дашь еще молока? – проскрипела бичура.
– Обещаю утром попросить целый кувшин. Скажи, ты давно здесь живешь?
Лицо до сих пор мерзко саднило, запястья ломило от особых кандалов, на обожженных ладонях липко ощущалась заживляющая мазь, но ничто не смогло бы сейчас унять мое любопытство.
– Дык уже лет двадцать. Здешние меня кикиморой кличут, боятся, выкурить пытаются. А я родом из леса хозяина Шурале.
– Как же ты попала сюда?
– Сбежала от гнева хозяина. Вот и решила податься куда глаза глядят. Долго плутала, пока не присмотрела себе это местечко. Тут со мной домовой дух живет, да он старый уж совсем и не показывается. Я ему молочка отнесу, пущай полакомится.
– А зачем ты приходила ко мне в комнату по ночам? – спросила я, хоть и догадывалась, что ответит бичура.
– Почуяла в тебе ведьму, – призналась нечисть, вновь потянув носом воздух. – Ты пахнешь лесом, как и все вы. Дочери и сыны самой земли.
Я слушала бичуру, позабыв обо всем на свете. Нечисть и вправду возможно прикормить. Знал ли об этом Мансур? Глупо было бы думать, что не знал. Потому и кормил Аждарху три раза в надежде, что змеиный царь запомнит именно его, а после примет за хозяина.
Но у Мансура нет и никогда не будет того, что имелось у меня – ведьмовской сущности. Все живые существа тянулись к нам, детям природы. Аждарха ведь тоже был живым существом…
– На тебя напали, – пробормотала бичура. – Это брат воеводы привел злодеев. Он желает тебе смерти, но убивать не станет, иначе и самому не сносить головы.
– Мой брат хочет заполучить меня живой, – пояснила я, чувствуя новый прилив гнева.
– Я знаю, что ты печешься о чародеях, – продолжила бичура, хитро взглянув на меня. – А еще знаю, что зло замышляешь. И смерть. Много смертей еще принесешь.
Мое и без того ослабшее тело пробила нервная дрожь. Откуда она знала? Впрочем, чего удивляться? Бичуры, как и домовые духи, – глаза и уши стен. Мы с Иглой многое обсуждали в этой комнате, да и не только с Иглой. Стоило перестать пить капли Мансура, как у меня появилась новая привычка – разговаривать со своим отражением и убеждать его в правильности пути, по которому я решилась пойти, одурманенная спокойствием чудо-настойки.
– Я никогда не хотела нести зло и проливать кровь, но раз за разом меня вынуждали это делать.
Бичура сощурила черные глаза и посмотрела на меня так пронзительно, словно заглянула в самые темные уголки души. А после хрипло произнесла:
– Нельзя вынудить убивать того, кто считает жизнь человеческую таинством, а не разменной монетой. Любую войну ведут власть и гордыня. Реки пролитой крови еще никого не сделали счастливым, и тебя не сделают. Меня из леса выгнали взашей за то, что много о себе возомнила. Гляди, чтоб и тебя не вышвырнули. Не мни о себе много, а я тебе помогу.
– Чем же?
– Ежели увижу врагов, тут же тебе расскажу. А ты уж не забывай мне молока приносить. Да и сладости я люблю, раздобрела вон на здешних пирогах. – С этими словами бичура похлопала себя по круглому животу, и ее старушечье лицо растянулось в довольной ухмылке. – Первая ты, кто ко мне по-человечески.
Я коротко поклонилась бичуре, отчего та совсем растаяла и доверительно шепнула:
– Слышу шаги. К тебе идет служанка, да она не одна.
С этими словами бичура нырнула обратно в камин и растворилась, будто и не было. Я все еще хлопала глазами, борясь с головокружением, когда в дверь коротко постучали.
За окном занимался рассвет. Что понадобилось от меня служанке в такой час?
Женщина в черном платье и белом переднике шмыгнула в покои с серебряным подносом в руках. Она была одной из тех, кто пришел
