— Черт с тобой!
И сняла с пьедестала жабу. Пошатнулась и попятилась, едва ее не выронив — кто бы мог подумать, что хрусталь такой тяжеленный! Внезапно в недрах Академии что-то протяжно ухнуло.
— Что это было?
Руфоцефалус тоже настороженно замер. Послышалось шуршание, а потом с ближайшего стеллажа вылетела одна из бесчисленных пергаментных трубочек и гулко приземлилась на пол. Я в недоумении уставилась на струйку синего песка, которая ее только что вытолкнула. Та продолжила сочиться из стены. Быстро поставив жабу на пол, я подбежала, подняла досье и вернула его на место. Но тут за спиной послышался новый стук — такая же участь постигла другой свиток. Я кинулась к нему, но, так и не успев поднять, замерла: что-то не так. Со всех сторон нарастал шорох, стены мелко дрожали, послышался хруст, секундная пауза, а потом воздух наполнился свистом выстреливающих со всех сторон трубочек. Тысячи свитков замелькали в воздухе, выталкиваемые со стеллажей потоками цветного песка. Вскоре в центре зала собралась внушительная горка документов, и она продолжала расти. Не успела я опомниться, как уже по щиколотку стояла в песке, и его уровень стремительно повышался.
Я закашлялась и заметалась, безуспешно пытаясь заткнуть отверстия, через которые он сочился, с помощью досье. Тут одна из трубочек угодила мне в лоб, отрезвив. Я огляделась по сторонам. Ручейки превратились в песчаные водопады, стеллажи накренились, документы сыпались с них дождем, перемешиваясь и теряясь в общем хаосе. Наконец полки одного шкафа, не выдержав, треснули, и он повалился на соседний, тот в свою очередь на другой, и так по часовой стрелке. Стеллажи с грохотом обрушивались один на другой, наглядно иллюстрируя эффект домино.
Руфоцефалус вскарабкался мне под подбородок и испуганно зашипел.
— Да поняла я уже, что пора делать ноги, — пропыхтела я и сдернула его пониже. Потом обернулась в поисках хрустальной жабы и запаниковала, не сразу ее обнаружив. Ту наполовину засыпало песком. Я подбежала к ней, с трудом подхватила на руки и бросилась наверх, надсадно кашляя. Одной рукой прижимала ношу к себе, а второй прикрывала нос. Песок забивался в него, в глаза, мне казалось, что и в легких разыгралась песчаная буря.
Лестница дрожала и тряслась под ногами. В пути я то и дело спотыкалась и, достигнув верхней ступеньки, едва не рухнула от облегчения и усталости. Оглянувшись через плечо, увидела, что зал наполовину погребен под цветным песком. Весь беспорядок остался под ним, поэтому сверху радужные разводы кварца выглядели даже красиво.
Выпрыгнула я прямиком в объятия мадам Чераты. Придумать достоверное объяснение, почему у меня в руках хрустальная жаба, не успела, поэтому на мгновение растерялась. Надеясь ее отвлечь, вынула из рукава пергаментную трубочку с лжедоказательствами:
— Вот, это то, о чем мы говорили…
Лицо ректора было искажено ужасом. Даже не взглянув на документ, она оттолкнула меня и бросилась в проем.
— Нет, не ходите туда!
Но она не слышала. Через секунду оттуда послышался ее полный ярости и отчаяния вопль:
— Что ты наделала?!
— Простите, я… я не специально. Не знаю, как это вышло, — забормотала я, пятясь к двери. — Мне правда очень-очень жаль.
Крики мадам Чераты летели в спину, когда я вывалилась в коридор и привлекла внимание проходящих мимо студентов. Никакой паники, только удивление при виде меня. Я повернулась кругом, тяжело дыша и оглядывая изумленные лица. Под ногами хрустел песок, сыпавшийся с моих волос и одежды, а перед глазами все еще стояла нарисованная воображением кошмарная картина: древнейшая Академия королевства исчезает под тоннами цветного песка, и все это по моей вине.
Однако больше никто не выглядел взволнованным, никакой паники. Я прислушалась: шум за дверью, и так еле различимый, начал стихать. Катастрофа постигла только подземный зал, о ней знали лишь я и мадам Черата. У меня вырвался вздох облегчения.
— Сделала то, за чем пришла? — прорычали над ухом.
Я подпрыгнула и, увидев Эола Свирепого, едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Вместо этого просто кивнула, выдавив:
— Да.
Гигант казался надежной скалой, которой не страшны никакие землетрясения.
— Тогда идем, — сказал он и потащил меня к выходу.
— Осторожнее, — я покрепче перехватила жабу, которую чуть не выронила.
Стоило нам отойти, толпа студентов жадно прильнула к двери ректорского кабинета, возбужденно галдя, стоявшие сзади силились разглядеть что-то поверх голов счастливчиков в первых рядах. И весь этот хаос творился под восхитительные звуки лиры.
Держись, Озриэль, спасение близко!
Конец второй книги
ДВЕ НЕДЕЛИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО
(рассказ-бонус)
За 5 лет до описываемых в книге событий
Марсия прямо-таки трясло от бешенства. Как же они надоели, все они! Со своими нравоучениями и менторским тоном. Будто и впрямь знают, каково ему!
— Все дело в упрямстве и испорченности мальчишки, — заявляет наставник Луций, прогуливаясь с Его Величеством по саду. — Он наделен могущественным даром, но предпочитает растрачивать его на глупости и проказы.
— Но он утверждает, что не знает, как его контролировать, — возражает отец.
— Глупости. — Решительный жест отсекает все возражения. — Высшие силы не стали бы вручать замок без ключа. Его Высочество просто действует вам наперекор, и, потакая его капризам, вы делаете только хуже.
— Что же вы посоветуете, мастер Луций?
— Проявить строгость и твердость, — уверенно кивает старик. — Пара недель без ужинов, запаренные розги, и вы поразитесь, насколько быстро он научится контролировать силу.
Марсий, прятавшийся в этот момент за фонтаном с певучими рыбками, едва удержался от того, чтобы засандалить одну из них самодовольному старику прямо промеж глаз. Удержала лишь мысль, что вместо певучей до цели может долететь чугунная.
Вчера в тронном зале принимали посла из соседнего королевства. Он привез в дар от своего короля дивной красоты голубой алмаз, ограненный в форме морской девы, играющей на арфе. Драгоценный камень размером с кулак взрослого мужчины искрился всеми оттенками синего и лазури. Марсий дотронулся лишь кончиком пальца, не удержался — хотелось проверить, звучат ли струны арфы. И вот на глазах оскорбленного посла изумительный голубой алмаз превратился в дешевую чугунную болвашку. Отец ледяным тоном велел Марсию покинуть зал. Он направился к выходу с высоко поднятой головой, делая вид, что не слышит смешков придворных. Его Величество тем временем извинялся перед послом, заверяя, что в их намерения не входило оскорбить его повелителя.
