Это было место занятия запрещенным искусством.
Необычный зеленый свет освещал всю комнату, давая возможность разглядеть путаницу магических надписей, знаков, каракулей и символов на выложенных из камня стенах. Как и в убежище бестий, почти каждый квадратный сантиметр комнаты тоже был покрыт каракулями черной магии, будто здесь речь шла не о заклинаниях, а о колдовстве, таком необычном и отвратительном, что Джэйл, глядя на все это, побледнела. При всем том каракули были самым безобидным на этой ведьминой кухне, так как, внимательно осмотревшись, Зара установила, что помещение служит единственной цели: общению и поклонению темным силам. Повсюду на стенах висели букеты с высушенными, оказывающими магическое действие растениями — серебряным чертополохом, ведьмовской зеленью, гроздовником, аконитом, красавкой, спорыньей, дурманом и даже мандрагорой. На полке в ряд стояли стеклянные банки с заспиртованными внутренностями животных, а с потолка свисали трупы кошек и черной ласки, а вонь разложения, смешиваясь с колючим запахом высушенных волшебных трав, вызывала тошноту.
В то время как столы и полки были завалены древними пыльными томами, книгами по колдовству, фолиантами и принадлежностями для проведения всевозможных ритуалов, в середине комнаты оставалось свободная площадь, где на полу была нарисована пентаграмма приблизительно трех метров в диаметре. В центре пентаграммы стоял громоздкий железный треножник, на котором возвышалась большая круглая чаша из черного оникса, и в середине чаши в форме столба горел зеленый огонь, от которого вместо тепла шел ледяной холод.
Вокруг большого столба огня горели двенадцать огней поменьше — бесформенные черные комки, похоже питающие основной огонь. В первый момент Зара не стала присматриваться к комкам, но, подойдя поближе, поняла, что речь шла о сердцах — зверски вырванных из груди сердцах двенадцати дев, ставших жертвами бестий…
Зара была не в силах оторвать глаз от горящих в чаше сердец, которые, кажется, давали силу центральному столбу огня.
— Проклятые дьявольские игры! — вскрикнула она и в бессильной ярости сбила ногой треножник с зеленым огнем. — Подлый, проклятый фокус!
Треножник с грохотом рухнул на пол.
Чаша из оникса с сильным щелчком раскололась на крохотные черные осколки, и в то же мгновение погас зеленый огонь в центре. Сердца, которые оказались вне пентаграммы, погасли, но оставшиеся внутри магических символов продолжали гореть, хотя и не так сильно, как прежде.
Зара тяжело дышала, стоя в середине пентаграммы, и старалась вернуть себе самообладание.
— Это ничего не изменит, — мрачно заметила стоявшая рядом Джэйл, пристально глядя на горящие сердца на полу. — Ритуал осуществился. Черное колдовство уже действует…
Зара угрюмо смотрела на свою спутницу. Она только хотела спросить Джэйл, что это за дьявольское колдовство, из-за которого были вынуждены погибнуть двенадцать девушек, когда неожиданно затылком ощутила дуновение прохладного воздуха, как от внезапного движения кого-то. Зара мгновенно развернулась и как раз успела заметить, как через запачканный пятнами занавес на задней стене в комнату ворвалась коренастая фигура, и срывающимся голосом человек выкрикнул заклинание:
— Increduli futurunt caeci![7]
Прежде чем Зара сумела распознать волшебника, вся комната мгновенно осветилась светом ярче самого солнца. Зара инстинктивно закрыла лицо руками, чтобы защитить глаза, но внезапный свет уже тронул сетчатку глаз, и все вокруг слилось в яркую белизну.
— Боже мой, — вскрикнула позади нее Джэйл. — Я ничего не вижу!
Зара чертыхнулась и, ослепленная, повернулась, чуть вытянув руки перед собой. Она пыталась обнаружить в сплошной белизне силуэт волшебника, который так внезапно появился в комнате. Нерешительно, как слепая, она ощупью продвигалась вперед, все чувства у нее были напряжены до предела. Волшебник был рядом, она ощущала его темное присутствие. Он подстерегал ее, и ей казалось, что она слышит, как он крадется на безопасном расстоянии.
— Кто вы? — тяжело переводя дыхание, спросила Джэйл. — И что все это значит?
Никакого ответа.
— Ради чего должны были умереть все эти люди? — настаивала она.
И снова молчание.
Вероятно, он сам этого не знает, — подумала Зара. Возможно, все это лишь бессмысленное дело рук безумца.
— Вы — сумасшедший? — задала она провокационный вопрос, поворачиваясь к невидимке, но если надеялась, что заставит его отреагировать, то ошиблась.
Зара осторожно повернулась вокруг собственной оси, окруженная ярким белым светом, и постаралась выиграть время, ибо, пока она не могла видеть своего противника, она также не могла от него и защититься.
— Бестии, — начала она, внимательно прислушиваясь к малейшему шороху поблизости, — это создания ваших рук, не так ли? Вы вырастили их, чтобы они выполняли за вас грязную работу, так как у вас самого для этого недостаточно сил. Я угадала?
Где-то в пространстве, залитом ослепительным белым цветом, прозвучало насмешливое хихиканье. Зара сразу развернулась в направлении, откуда донесся звук, и бросилась к тому месту, но хихикавшего мужчины там уже не было. Она ощущала на себе его взгляды, когда он медленно кружил вокруг нее, и на минуту горький-запах миндаля ударил ей в нос.
— Однако долгая у вас выдалась ночь! — насмешливо произнесла Зара. — Или на утренней мессе в последнее время дают шнапс?
На этот раз реакция последовала: Зара почувствовала быстрое движение позади себя, и мужской голос насмешливо прошептал ей на ухо:
— Что может понимать метресса преисподней в Святой мессе?
Зара оцепенела, не потому что волшебник непонятно откуда узнал ее мрачную тайну, хотя уже этого было достаточно, чтобы испугаться, а потому что она уже неоднократно слышала этот голос, с тех пор как приехала в Мурбрук…
— Сальери, — мрачно прорычала Зара. — Это вы!
Сальери даже не собирался притворяться. Зара чувствовала, как он двигается позади нее, и резко развернулась, но священник только рассмеялся и, сделав два быстрых шага, оказался вне пределов досягаемости.
— Собственно говоря, я должен бы сильно рассердиться на то, что сделала ты и твоя подруга с вечным огнем, — не говоря уже о том, что вы перебили всех моих любимых зверьков, — неторопливо заметил Сальери, как будто точно знал, что в нынешнем положении женщин ему не угрожает никакая опасность. — Но как удачно заметила твоя подружка, ритуал уже совершен. Все идет так, как должно идти, и вы ничего не сможете сделать, чтобы это изменить.
