— Да… подгадил он себе репутацию… сильно. — По интонации было слышно, что молодой граф не особо хотел распространяться на этот счёт.
— Хм, и кого он… В общем, давай-ка чётче и подробнее, не виляй.
— Ну-у-у… — нехотя протянул Фридрих. — В общем, ты в курсе, что мой отец того, копыта откинул. Но ты вряд ли в курсе, почему, точнее, из-за чего он умер.
— Буду очень признателен, если ты поведаешь мне и это. И давай-ка без длинных предисловий.
— А помнится, раньше кое-кто любил истории, особенно из книжек всяких, и читал и предисловия, и послесловия и всю ту чушь, которая была между ними… Ладно, в общем, умер наш славный батюшка от разрыва сердца, вроде, так медики сказали, а вот как раз мой братец в этом и виновен.
— Прости мой цинизм, но всё же объясни, КАКИМ ОБРАЗОМ благовоспитанный и послушный Иоганн довёл графа до приступа, спровоцировавшего смерть? Излагай побыстрее, я сейчас не в настроении вытягивать каждое слово, но если мне придётся это делать, я ускорю процесс проверенными инквизиторскими методами.
— Ну… нафига тебе это, приехал за моей сестрой — так забрал бы, да уехал, дались тебе эти подробности. Кстати, ты на ней жениться собрался?
— Да, жениться. Ты словоохотлив, как и прежде, но говоришь всё что-то не по делу. — Андрей прищурился. — А где твой крест, Фридрих?
— Какой ещё крест?.. — Тот недоумённо уставился на Серова, а он довольно выразительно взглянул на него. — А, эта подвеска… тут где-то была, в кармане, не помню… а что?
— А знаешь, Фридрих, почему этот крест называется нательным?.. Я объясню. Его положено носить на цепочке, на шее, под одеждой. Впрочем, на выбор — либо его, либо петлю из очень крепкой верёвки, к которой прилагается виселица и эшафот. — Серов говорил очень сдержано, но столь убедительно, что речь его пробрала Фридриха до дрожи, и, насладившись произведённым эффектом, он, с лёгкой, но почему-то пугающей полуулыбкой продолжал: — Но, по старой дружбе, я никому не скажу, что крест — СВЯТЫНЯ! Взлелеянная, почитаемая и тщательно хранимая Империей, Инквизицией и, в частности, мной, лежала в твоём грязном кармане. Разумеется, если ты немедленно наденешь крест на шею и начнёшь отвечать на мои вопросы, а не ёрзать и вихляться.
Фридрих поспешно вытащил крест из кармана и нацепил его на себя.
— И ничего не грязные у меня карманы… Короче, сам виноват — я тебя отговаривал, как мог… В общем, расстроил Иоганн отца, смертельно расстроил, посягнув на самое дорогое…
Полуулыбка, как и все остальные проявления эмоций, разом стёрлись с лица Андрея — вновь оно стало похоже на бездушную, высеченную из камня маску. Он секунд десять пристально, молча смотрел на Фридриха, хотя сразу понял, куда тот клонит.
— Виолетта?.. — Коротко уточнил он.
— Ну… Да… — Пробормотал Фридрих, которому теперь стало ещё страшнее. — Не утерпел однажды, зайдя в розарий… как будто баб нормальных мало вокруг… никого там не было… вот и дорвался до сестрички… а она будто и не против была…
— Где сейчас Иоганн? — Монотонно спросил Андрей, выслушав пояснения.
— Там. — Фридрих указал вниз. — В камере. Больше месяца уже сидит.
— Где ключи? — Интонация не поменялась.
— У меня нет. У стражника должны быть, он там дежурить должен.
— Я скоро вернусь. Вот твои бумажки, всё, что нужно, я написал. — Андрей отложил перо и кивнул на листы, встал из-за стола и пошёл к выходу. — К моему приходу — собери документы Виолетты, прикажи слугам, если они у тебя остались, погрузить её вещи в карету графа. Пусть запрягут лошадей. Да, и сама Виолетта пусть сюда придёт.
— Да пожалуйста, только вот с последним проблема — когда ваши ей запретили к Иоганну спускаться, она у себя в комнате заперлась, а судя по хлюпаньям — шибко расстроенная, не выходит оттуда уже третий день.
— Прояви смекалку, придумай что-нибудь. К моему возвращению всё должно быть готово. — Андрей взглянул на свои часы, защёлкнул крышку и убрал их обратно в карман. — У тебя от силы пятнадцать минут. Так что поторопись.
— Да ё-моё, и как я должен… в общем, попробую, последний пункт не гарантирую — как и все остальные, пятнадцать минут — это мало, там одни платья её грузить целый час…
— Значит, ты сам им поможешь, чтобы успели.
Андрей вышел, закрыв за собой дверь.
* * *
Он действительно возвратился через четверть часа, в слегка забрызганной чужой свежей кровью форме. Лицо — всё та же неподвижная каменная маска, а пустой взгляд не выражал ни горя, ни радости, ни разочарования, ни ликования. Просто какую-то отрешённую усталость, под которой скрывалась ещё не угасшая душевная боль.
Фридрих окинул его взглядом:
— Похоже, визит был содержательный… Карета готова, но сестра не хочет выходить, я сам туда ходил, отказывается открывать, и всё тут.
— Ладно, сам схожу.
Андрей пошёл к её комнате. Церемониться не стал — отомкнул замок заклинанием и вошёл. Виолетта, стоявшая у окна, испуганно уставилась на него. Но, приглядевшись, улыбнулась:
— О, Август Грей! О, Август, милый, ты приехал за мной?..
— Меня зовут Андрей Серов. — Хмуро отозвался он, но она не слушала, и продолжала щебетать, как весенняя птичка.
— Как ты изменился, Август! Стал такой… Красивый! А я всё думала о тебе, так скучала, так ждала! — Виолетта подошла к нему и обняла, прижавшись покрепче. Но он стоял неподвижно и не ответил на объятия.
«Да уж, «красивый» я… Встрёпанный, потный и в кровище измазанный, человека только что чуть до смерти не избил. До чего ж она всё-таки фальшивая… Насквозь просто фальшивая… но чувствует, что за их с Иоганном делишки ей что-то будет… Она и так лишилась своего положения, из-за неё мертв её отец, в заключении находится брат, и нет у неё больше защитников. И, кроме этого, у неё все шансы попасть в ад. И мне она теперь не нужна, а ведь я мог бы дать ей сейчас всё, в чём она нуждается, если бы всё не произошло так, как произошло. Воистину… Неисповедимы пути Господни. Ну, ничего, я всё равно позабочусь о ней, я спасу хотя бы её душу. Отвезу её в женский монастырь, там, глядишь, перевоспитают, и станет она смиренной рабой Господа Бога нашего…»
— Я уже в курсе, КАК ты меня ждала. Тем не менее, я приехал за тобой. Собирайся, собирай вещи, мы уезжаем…
— О! Ты такой милый, Август! — Радостно засмеялась она, прижавшись ещё крепче. Потёрлась лбом о его щёку, и, встав на цыпочки, поцеловала в губы. Серов не ответил и на это проявление нежности. Раньше он отдал бы за её поцелуй всё на свете, но теперь… он болезненно кольнул его душу. Андрей лишь слегка поморщился, но Виолетта этого не заметила. — Ты ведь поможешь мне? — Она кивнула в сторону занавески, отгораживающей половину комнаты, и заглянула ему в глаза, хлопая длинными ресницами и очаровательно улыбаясь.
