Глаза у аббата стали большие-большие как у Мальвины и глупые-глупые как у коровы. А уж лицо?!! Краше в гроб кладут. Даже Лёфф увидел перемены в преподобном. Дыхание капитана засбоило.
— В таком ответственном деле как лечение сеньора Букке следовало бы созвать консилиум с участием жриц Великой Кабиры. Кто-кто, а они понимают толк в душевных расстройствах.
При упоминании о жрицах аббату стало тошнее, чем солдату-поноснику на генеральском смотре.
— Хоть мой опыт врачевания и не велик, — продолжал я, — присоветую прикладывать к вискам больного медные монеты. Оболы варваров подойдут. Медь способствует выведению дурной энергетики. Но… обращаю ваше внимание, для большего успеха необходимо на лоб приложить динар, большую монету с изображением змеи и минарета. Какой стороной не имеет значения.
Туту! Туту! Трубят фанфары! Хвала бойцам невидимого фронта. Задвинутая туфта пролезла на ура!
И не откладывая в долгий ящик ниже пояса, ниже пояса, чтоб знал кто такой кабальеро граф Лех Гонзаго, он же князь Вирхофф из Гюнца.
— Думаю, в вашей коллекции монет такая отыщется… если хорошенько поискать. Скажем подарок от Лисии де Брогк или самого де Брогка!
Наполеон, проигравший Ватерлоо выглядел повеселей разбитого в пух и прах аббата. Не попрощавшись, преподобный Трим энергично развернулся и покинул зал. Дверь за ним бухнула так, что серебро запрыгало по полкам.
— Кажется, аудиенция закончена, — вкрадчиво произнес Лёфф.
— Вам не правильно кажется, — заверил я капитана. Вскоре к нам спустился сеньор Букке. Один. Без всякого сопровождения.
— Чем могу служить? — поинтересовался он.
— Собирайтесь, вас ждет граф Гонзаго, — рявкнул я. — И только посмейте заикнуться, что еще не начитались крамолы. Я вас живо сдам жрицам вместе с аббатом, в обмен на сувениры из ваших голов.
Букке попробовал возразить.
— Передайте Его Сиятельству, я прекратил врачебную практику.
Ну, уж этого недоноска я выслушивать не стал.
— У вас мэтр есть пара минут, на сборы. Если я успею выйти за стены монастыря без вас, то можете начинать исповедоваться. Не знаю как преподобному Триму, он все-таки священник, но вам жрицы вряд ли спустят чтение Ангория Святотатца.
Букке пропал так же быстро, как и аббат, но вернулся моментально и экипированным в дорогу.
— Великое дело протекция! — снисходительно похлопал я по плечу Лёффа. Дубль-капитан стерпел фамильярность.
На обратном пути вновь остановились в Ассале. Отдохнуть самим, дать роздых лошадям, собрать по углам и закоулкам брошенный в спешке ландштурм. И пока Лёфф бил морды дезертирам по пьянству, я приглядывал за мэтром Букке. Очень уж он не хотел с нами ехать.
По прибытии в Капагон, мне только и позволили стряхнуть пыль с сапог, тяпнуть яблочной шипучки, да выслушать краткую справку о состоянии больного. Со слов Сильвера в мое отсутствие оно несколько улучшилось.
— Уже что то, — облегченно вздохнул я. Гонец по поручениям одно, а тамада на похоронах другое. — Как мое семейство? — проявил я законный интерес о прибывших со мной.
— Милостью Троицы все благополучны, — доложил Сильвер. — Ждали вашего возвращения.
— То-то заждались, — согласился я с дворецким, представляя, как мне будут рады. Как птичий двор гадкому утенку.
— Его Сиятельство желает вас видеть, — напомнил Сильвер. Пришла пора предстать перед очами угасающего от хворей родителя. Выполнить сыновний долг.
— А что тетка? — на всякий случай спросил я у слуги. С тетками у меня с детства проблемные отношения. Моя вот была майором милиции и следователем по особо тяжким. Гонзаговская могла оказаться из той же породы. Следопытов и всезнаек.
— Сеньора Меллиса, отдыхает. Она провела у постели Его Сиятельство в молитвах все время вашего отсутствия.
Хорошо не в постели, — схамил по обыкновению я. Что поделаешь, в моей тонкой натуре иной раз бомж и хам одолевал героя и кавалера.
Меня опять повели музейными тропами. Через коллекцию шпалер и картин в собрание скульптур и бюстов, коридором на лестницу сфинксов и на галерею атлантов и кариатид, марш-броском сквозь оружейную в зал Боевой Славы — штандартов и знамен хватило бы на средней численности армию. Оттуда влево-влево и в коридор. А там миновав с десяток дверей до часового у дубовых створин с ручками в виде играющих ласок.
Дворецкий предупредительно постучал и, дождавшись разрешительного звонка в колокольчик, приоткрыл передо мной половинку двери.
— Прошу, сеньор Лехандро, — подтолкнул он меня под локоть.
Я, помявшись, шагнул внутрь покоев. Пурпурный атлас обивки стен, дымчатой прозрачности портьеры на стрельчатых окнах с витражами, шкафы с тонким хрусталем, книгами и непонятными диковинами, на полу ковер в тон стен: серебристые розы на пурпуре…
Умирающий, никого другого в комнате не было, встречал меня стоя и опершись на боевой меч. Попался, который кусался!
Позади тихо клацнув, закрылась дверь. Я застыл, соображая как поступить.
— Без глупостей! — скомандовал Гонзаго-старший. Слух неприятно обжег властный холод трескучего голоса.
Я понимающе чуть склонился. Как скажите!
Гонзаго, а признать его было не мудрено, я — только лет на сорок старше, внимательно оглядел меня с ног до головы. Не удовлетворившись, без опаски, подошел поближе. Не знаю, чего он больше искал сходства или различия, но закончив рассматривать, спросил.
— Где она тебя отыскала?
Как я догадался, старый граф имел в виду сеньору Эберж.
— Долгая история, — уклонился я от ответа. Геройское прошлое претило колоться сразу и навзрыд. Поди, не первый раз хвост прищемляли.
— Торопишься? — у Гонзаго дернулась щека.
Нервишки то похуже моих! Однако явной угрозы в его словах не слышалось. Возможно, я просто оглох от треволнений.
— Как, на счет, промочить горло?
Мне хватило наглости ткнуть пальцем в сторону поставца с серебряной посудой и хрустальным узкогорлым графином.
Гонзаго дозволяя попользоваться баром, кивнул седой головой. Я подошел к поставцу и, не жадничая, налил в бокал медовой густоты вина. Выпил и, поразмыслив, угостил себя второй порцией. После чего вернулся на прежнее место.
