Вячеслав молча поднялся и пошёл в сарай — Молчун потрусил следом, сопроводил до дверей и лёг у порога. Всё оставшееся до вечера время Ражный откровенно рассматривал невест, даже заигрывал, снимая и подсаживая их в чан, предлагал ножки обмыть тёплой водой, однако на ухаживания девицы почему–то перестали отвечать вниманием, ходили смотреть сквозь щёлку в двери на живого волка и обсуждали его между собой.
А ночью, уже в третьем часу, дождавшись, когда перестанут шептаться в кельях на втором ярусе и каменный нижний этаж затихнет, открыл музейный сундук и со спичками полез смотреть потайной ход из светлицы. Прополз до железной двери, попробовал открыть руками, затем плечом — запор с той стороны держал намертво. Если эта русалка стащила сегодня одежду, значит, не сидит в подземелье, свободно разгуливает, где хочет, и у этого лаза есть выход на поверхность.
Он вернулся в светлицу, обрядился в шинель, взял ботинки и ступил на лестницу. Однако после третьей ступени сработала скрипучая сигнализация, старуха на печи проснулась и глухо спросила:
— Ты куда?
— Молчуна посмотрю, — отозвался он. — Фонарик есть?
Бдительная вотчинница решила устроить допрос:
— А чего смотреть?
— Скулит, — мгновенно соврал Ражный.
— Что–то я не слышала…
— Спала!
Старуха сделала паузу и наконец, зевая, сказала:
— Ладно, в машине возьми фонарик, в бардачке…
Волк никакой видимой радости не выказал, просто молча поплёлся за вожаком стаи, осторожно ступая на больные лапы.
Кроме фонарика в машине оказался ещё крупнокалиберный музейный револьвер, однако боевой, с полным барабаном патронов и ещё горсть лежала россыпью. Вдову голыми руками на дороге не возьмёшь, потому и не опасалась ездить ночью. Оружия Вячеслав не взял, сунул в карман шинели фонарь и пошёл сначала в обход останца. Днём он уже ходил за него, по плоскому гребню каменного развала, ничего с обратной стороны скалы не обнаружил, хотя уверенности прибавилось, что где–то есть замаскированный выход. Сейчас он надеялся на Молчуна: волк непременно должен его почуять и указать, где ходят люди. Кроме как тайно проникнуть в вотчинный дом, здесь нечего больше делать, кругом щебень и развалы замшелых глыб. Одну из них взяли и прикатили, чтобы подпереть дверь: Вячеслав даже место нашёл, где лежал камень. Представить себе, что предки Булыги пробили в крепчайшей породе лаз более длинный, уводящий в лес на склоне, было не возможно. И над этим–то, сквозь останец, трудилось, может, не одно поколение…
Молчун покрутился возле подошвы, наскоро обследовал камни, долго смотрел на угловатую чёрную вершину и вдруг заскочил на уступ, бывший в метре от развала. Там поднялся на задние лапы и потянул сяк не широкой щели между двумя каменными блоками. Подобных трещин на останце было десятки, но волк точно выбрал одну. Ражный встал рядом с ним, посветил фонарёми, нащупав опору, залез выше.
Это был выход, снаружи узкий, едва можно боком протиснуться, но за блоками он расширялся во все стороны настолько, что можно было свободно идти, пригибая голову.
Он дошёл до железной двери, запертой на засов, открыл её и дальше уже ползком добрался до обитого войлоком сундучного люка. Можно было войти в светлицу и лечь спать, но за скалой оставался Молчун и наверняка ждал его. Поэтому Ражный выбрался назад и обнаружил волка стоящим у ямы, где когда– то лежала глыба, подпиравшая дверь. Он что–то всё ещё вынюхивал, то и дело отфыркивая запах.
—Верно, Молчун! — подзадорил Ражный. — Ищи русалку! В рыбьей коже! Она была здесь.
И пожалел, что нет теперь этой кожи.
Волк повёл себя как–то странно, нюхал и вздыбливал шерсть на загривке.
После чего потерял интерес, отковылял в сторону и лёг —возможно от того, что саднили стёртые лапы.
—Ладно, попробуем взять свежий, — предложил Ражный и пошёл к бане, на лестницу, с которой днём исчезла одежда.
Правда, вечером старуха подтопила каменку и согрела воду, чтобы невесты могли помыться после трудового дня. Они помылись и, скорее всего, затоптали следы русалки, поскольку Леле вздумалось искупаться в ледяной воде, а сёстрам–посмотреть на это. Голубоглазая дева из рода Матеры хладнокровно скинула полотенце с плеч, нырнула в омуток и ещё поплавала там, что девицы с восторгом обсудили за столом. Намиг у Ражного закралось подозрение, что стянуть одежду могла и Лела, однако, позрев на невинную, скромную деву, он их отмёл.
Скорее всего, Молчун чуял, что хочет вожак, и девичьи следы проигнорировал, а поднырнул под перила и принялся опять тщательно вынюхивать землю возле лестницы, где лежала одежда. И с таким видом, словно чуял неведомого, незнакомого зверя или противника: шерсть угрожающе встала на загривке и более не опускалась.
—Давай искать, — предложил Вячеслав. Волк некоторое время втягивал носом ведомые ему одному ароматы, после чего неожиданно лёг и стал кататься на том месте, где, возможно, стояла русалка. Обычно собаки делали так, чтобы взять на себя характерный запах местности, вписаться в среду, использовать его как маскировочный, но для чего это нужно Молчуну, было непонятно. Покатавшись, он отпрянул в сторону, сделал круги всё–таки повёл вдоль речки, по высокой каменистой пойме, затянутой мелким кустарником. Узкая долина, зажатая горами, была тёмной, почти непроглядной, и только на границе снегов было светлее. Ражный шёл, изредка подсвечивая фонариком, и всё равно часто спотыкался. Так миновали полуразрушенную каменную изгородь, затем каштановый перелесок и очутились в тёмной дубраве, где вообще хоть глаз коли, даже мельтешащий впереди волк растворился во мраке. Вячеслав фонаря уже не выключал, пока зарощеньем чуть не посветлело.
Через полкилометра крутой береговой откос превратился в отвесную стенку, зато противоположный заманчиво расширился, на миг показалось, мелькнуло что–то рукотворное, вроде бы двускатная крыша строения. Он попробовал высветить противоположный берег, но луч рассеивался и тонул в темноте. Волк же подвёл его вплотную к воде и на минуту замер, вслушиваясь.
Русалка тут ушла на другую сторону, возможно, перебрела, поскольку вода была тихая, не шумела, хотя плёс шириной всего–то сажени в четыре…
Всё это должно было насторожить, но когда Молчун отважно ступил в воду, а Ражный, посветив, вроде бы дно увидел, то поднял полы шинели, как невесты в чане, и пошёл в след за ним. И вдруг рухнул с головой, машинально выпустив фонарик, — дна не было под ногами! Он едва вынырнул, поскольку намокшая шинель мгновенно отяжелела и теперь сковывала руки. Стараясь хотя бы удержаться на воде, Вячеслав заработал ногами и буквально через метр ощутил дно. Покатую, ещё влекущую в глубину, но твердь. Помогая себе руками, он вылез на более ровную площадку и встал–было уже по колено. То есть попросту угодил в скрытую водой трещину.
