Ознакомительная версия.
— А чем плохо это место? — удивилась я.
— Да там в двух шагах старые доходные дома, наполовину брошенные, наполовину заселенные неизвестно кем! Лоредано собирался очистить этот район, как раз в тот день, когда он исчез, в Совете нобилей должны были голосовать за этот законопроект.
Тут он замолчал, и мы переглянулись.
— Так, может быть, там и нужно искать новое логово Джокера? — медленно произнесла я.
— Все может быть, — спокойно ответил Пьетро, уже справившийся со своей вспышкой. — Ну, вот что. Пропустить встречу вы не можете?
— Могу перенести на более позднее время, — пожала я плечами, подумав, что призрачная Джулия не зря мне говорила о своем особом восприятии времени.
— Вот и хорошо. Тогда предлагаю сделать так: вы пообедаете с нами, потом я отвезу вас на вашу встречу и побуду в сторонке, пригляжу. До воскресенья вы постараетесь не выходить из Ка'Виченте без особой надобности, а во вторник мы сядем и попробуем все вместе сложить кусочки мозаики во что-то понятное.
— Лучше в понедельник.
— Почему?
— Потому, что какие-то детали этой самой картинки — у госпожи Редфилд, а она вряд ли сможет остаться слишком надолго.
За обедом я встретилась, наконец, с самим главой клана Контарини, мессером Джакомо. Конечно, я видела его раньше — на двух или трех балах во время карнавала, да и вчера на похоронах. Но вот разговаривала впервые. И разговор за обедом, как ни странно, пошел не о врагах или проблемах, а о живописи. Начал его Пьетро:
— Мы выяснили, кто был автором принадлежащего вам портрета Лауры Виченте, — сказал он, запивая ризотто с каракатицей белым Orvieto.
— И кто же?
— Практически неизвестный художник, Алессандро Цукарелли. Он был учеником Тьеполо — Джованни Баттисты, продолжателя традиций этой семьи. К сожалению, Алессандро очень недолго работал, хотя, как говорят, в жанре портрета он мог бы превзойти и Джованни Беллини, но…
— Но? Пьетро, вы уже достаточно сгустили интригу!
Рассказчик довольно рассмеялся и кивнул лакею, чтобы тот забрал тарелку.
— Да? Ладно, тогда я продолжаю. Цукарелли был не только живописцем, но и магом, как многие великие. Он уехал учиться в Лютецию, в тамошнюю магическую Академию, и погиб на дуэли с таким же студентом. Все, что осталось в мастерской школы Тьеполо — несколько набросков к портретам венецианцев, жанровые сценки и две законченных работы. Портреты самого Тьеполо и неизвестной девушки в костюме рыбачки.
— То есть, у меня третья его законченная работа?
— Получается так…
Нам принесли жареную мерлузу, и все замолчали, ожидая, пока мажордом в белых перчатках ловко отделит филе от костей и разложит по тарелкам. Вино также сменили, и рыбу сопровождало ароматное Mardzemino, плотное и чуть зеленоватое.
— Мне кажется несправедливым, когда столь талантливые люди так рано уходят, — грустно сказала Маргарег Контарини. — Думаю, руководству такого рода учебных заведений давно следовало бы поднять вопрос запрета магических дуэлей!
— Вы неправы, дорогая, — покачал головой мессере Джакомо. — Сейчас магические дуэли проводятся на специальных полигонах, под защитным куполом, с обязательным медицинским и магическим контролем. А если их официально запретить, то ведь драться не перестанут! Так ведь, Нора?
— Думаю, да. Запрет — это вообще признание собственной неспособности справиться с проблемой…
Мороженое со взбитой клубникой завершило обед, и мы с Пьетро отправились к храму, посвященному двум основателям церкви Великой Матери, святым Джованни и Паоло, Санти-Заниполо в произношении истинных венецианцев. В гондоле, задвинув занавески от невесть откуда взявшегося пронзительного ветра, мой спутник спросил:
— Так все-таки, с кем вы хотите повидаться, Нора? К чему мне быть готовым?
— Всего лишь с одним маленьким призраком, — улыбнулась я. — Мы познакомились у графини Боттарди, а вчера встретились вновь. Может быть, Джулия расскажет нам что-то новое о нашем Джокере. Знаете, Пьетро, он мне просто до тьмы надоел!
— Джокер?
— Да! — меня прорвало. — Ну, просто неприлично для мужчины быть таким занудой! Он мстит, видите ли, своей семье и всем на свете. Месть нужна лишь глупцам и сумасшедшим, не понимающим ее последствий. Я поняла бы, если бы он был искателем приключений, пиратом, авантюристом, но месть — это так непродуктивно!
— Авантюристом… — Пьетро усмехнулся и неожиданно начал читать:
Не поминай Дюма, узнав авантюриста.
Увы! Сей рыцарь пал до низменных страстей,
И ужас, как далек от царственного свиста
Над океанами терзаемых снастей.
Уж не фехтует он. Верхом в ночи не скачет.
Не шутит под огнем, на голову свою.
А трусит, мелко мстит, от ненависти плачет…
По трупам — ходит ли? О да! Но не в бою.
Неведомы ему и той морали крохи,
Что знали хитрецы напудренной эпохи:
Он даже дерзостью их вольной пренебрег,
И наглостью берет (нарочно спутав слово).
Ах! Добродетели падение не ново:
Новее наблюдать, как низко пал порок.[2]
— Новее наблюдать, как низко пал порок, — повторила я зачарованно.
Под сводами храма было тихо и прохладно. Контарини осмотрелся и сказал негромко:
— До вечерней службы еще далеко, так что никого не должно быть. Но все-таки, мне кажется, нам лучше ждать в одной из боковых капелл… Да хоть вот там!
Он потянул меня вправо, и через мгновение мы уже устраивались на скамье в полутемной небольшой комнатке, где были, кроме трех рядов сидений, только мраморный алтарь да семисвечник.
— И что мы теперь делаем? — шепнул Пьетро мне прямо в ухо.
— Ждем, — ответила я.
В молчании мы ждали; я все повторяла про себя строки понравившегося мне стихотворения, затверживая их наизусть. Наконец моей левой руки коснулся влажный холод, и детский голос прозвучал в голове:
— Ты пришла не одна!
— Извини, — произнесла я, оглядываясь. — Это мой друг, Пьетро Контарини, познакомься, Джулия.
Слегка светящийся силуэт девочки появился рядом со мной, она чуть проплыла по воздуху и остановилась прямо перед Пьетро.
— Граф Контарини?
— Да, синьорина, — он поднялся со скамьи и слегка поклонился.
— И ты, в самом деле, друг Норы?
— Безусловно. Мы опасаемся, что на нее могут напасть или похитить. Поэтому даже на такую встречу я не отпустил ее одну.
— Понятно…
Судя по тону, она что-то обдумывала. Вот интересно, чем думает призрачная сущность? Мозгов-то у нее нет! Я поспешно прихлопнула эту мысль: не дай боги, что-то отразится на моей излишне выразительной физиономии!
Ознакомительная версия.
