Клочок Тьмы, болтающийся на девятом этаже вдруг пополз вниз. Сердце зачастило: Темный маг шел навстречу своей судьбе. Максим выбрался из машины, бегло осмотрелся. Никого. Как обычно, что-то, скрытое в нем, разгоняет случайных свидетелей, освобождает поле боя. Поле боя? Или эшафот? Страж и судия? Или палач?
Да какая разница! Он служит Свету! Знакомая сила наполняла тело, будоражила. Держа руку за отворотом пиджака, Максим шел к подъезду, навстречу спускающемуся в лифте Темному магу.
Быстро, все надо сделать быстро. Все-таки еще не совсем ночь. Могут увидеть. А никто и никогда не поверит в его рассказ, в лучшем случае светит психушка. Окликнуть. Назваться. Выхватить оружие. Мизерикорд. Милосердие. Он страж и судия. Рыцарь Света. Вовсе не палач! Этот двор – поле боя, а не эшафот! Максим остановился перед дверью подъезда. Услышал шаги. Щелкнул замок.
И ему захотелось взвыть от обиды и ужаса, закричать, проклиная небеса, судьбу и свой небывалый дар. Темный маг оказался ребенком. Тоненький, темноволосый мальчишка. Самый обычный внешне – вот только Максиму был виден дрожащий вокруг ореол Тьмы.
Ну почему? Еще никогда такого не случалось. Он убивал женщин и мужчин, молодых и старых, но никогда еще не попадались дети, продавшие душу Тьме. Максим даже, не задумывался об этом, то ли не желая признавать саму возможность подобного, то ли заранее отказываясь принимать решение. Может быть, он остался бы дома, зная, что его будущей жертве всего двенадцать лет.
Мальчик стоял в дверях подъезда, недоуменно глядя на Максима. На какой-то миг ему показалось, что пацан сейчас развернется и бросится назад, захлопнув тяжелую кодовую дверь: ну беги же, беги!
Мальчик сделал шаг вперед, придержал дверь, чтобы не хлопнула слишком сильно. Посмотрел в глаза Максиму – чуть насупившись, но без всякого страха. Совсем непонятно. Он не принял Максима за случайного прохожего, он понял, что его поджидали. И сам идет навстречу. Не боится? Уверен в своей Темной силе?
– Вы Светлый, я вижу, – сказал мальчишка. Негромко, но уверенно.
– Да. – слово далось с трудом, вылезло из горла неохотно, упираясь и отводя глаза. Проклиная себя за слабость, Максим протянул руку, взял мальчишку за плечо:
– Я судия.
Он все равно не испугался.
– Я видел сегодня Антона.
Какого Антона? Максим промолчал, недоумение отразилось в глазах.
– Вы из-за него ко мне пришли?
– Нет. Из-за тебя.
– Зачем?
Мальчишка держался чуть вызывающе, будто у него был когда-то с Максимом долгий спор, будто Максим в чем-то виноват и обязан сознавать свою вину.
– Я судия, – повторил Максим.
Ему захотелось повернуться и убежать. Все складывалось не так, не правильно! Темный не мог оказаться ребенком, ровесником его собственной дочери. Темный маг должен был обороняться, нападать, убегать, но не стоять с обиженным видом, будто он имеет на это право. Будто что-то может служить ему защитой.
– Как тебя зовут? – спросил Максим.
– Егор.
– Мне крайне неприятно, что так получилось, – Максим говорил искренне. И никакого садистского удовольствия от оттягивания убийства не испытывал. – Черт возьми. У меня дочка твоих лет! – Почему-то это обижало больше всего. – Но если не я, так кто же?
– О чем вы? – мальчик попытался сбросить его руку.
Это придало решимости.
Мальчик-девочка, взрослый-ребенок. Какая разница! Тьма и Свет – вот все различие.
– Я должен спасти тебя, – сказал Максим. Свободной рукой он достал из кармана кинжал. – Должен – и спасу.
Вначале я узнал машину. Потом – вышедшего из нее Дикаря. Накатила тоска, тяжелая, беспросветная. Это был мужчина, спасший меня, когда в облике Ольги я бежал из «Магараджи».
Должен я был догадаться? Наверное, будь больше опыта, больше времени, больше хладнокровия. Женщина, что ехала с ним, всего-то – посмотреть ее ауру, Светлана ведь описала ее очень подробно. Я мог узнать женщину, а значит – и Дикаря. Мог закончить все еще в машине. Вот только – как закончить? Я нырнул в сумрак, когда Дикарь посмотрел и мою сторону. Кажется, это сработало, он двинулся дальше, к подъезду, в котором я когда-то сидел у мусоропровода и мрачно беседовал с белой совой.
Дикарь шел убивать Егора. Все, как я и думал. Все, как рассчитывал Завулон. Капкан был передо мной, туго растянутая пружина начинала сжиматься. Оставалось сделать шаг и порадовать Дневной Дозор успешным завершением операции. Где же ты сам, Завулон?
Сумрак давал мне время. Дикарь все шел и шел к дому, неторопливо переставляя ноги, а я озирался, выискивал вокруг Тьму. Хотя бы след, хотя бы дыхание, хотя бы тень…
Напряжение магии вокруг было чудовищное. Здесь сходились нити реальностей, рвущихся в будущее. Перекресток ста дорог, точка, в которой мир решает, куда он пойдет. Не из-за меня, не из-за Дикаря, не из-за мальчика. Все мы – часть капкана. Все мы статисты, одному ведено сказать «кушать подано», другому – изобразить падение, третьему – с гордо поднятой головой ступить на эшафот. Вторично эта точка Москвы становилась ареной незримой битвы. Но я не видел Иных – ни Темных, ни Светлых. Только Дикарь, но он даже сейчас не воспринимался Иным, лишь на груди его искрился сгусток Силы. Вначале я подумал, что вижу сердце. Потом понял, что это оружие, то самое, которым он убивает Темных.
Да что же такое, Завулон? Меня охватила обида, нелепая обида. Я пришел! Я ступаю в твою ловушку, смотри, нога уже занесена, сейчас все произойдет, где же ты?
Или Темный маг прятался так искусно, что мне не по силам было его обнаружить, или его здесь вообще не было!
Я проигрывал. Проигрывал еще до развязки, потому что не мог понять замысел врага. Здесь должна быть засада. Темным ведь надо уничтожить Дикаря, едва тот убьет Егора. Как убьет?
Ведь я уже здесь. Я объясню ему все происходящее, расскажу о Дозорах, которые следят друг за другом, о Договоре, что заставляет нас хранить нейтралитет, о людях и Иных, о мире и сумраке. Расскажу ему все, как рассказывал Светлане, и он поймет. Поймет ли?
Если он и и самом деле не умеет видеть Свет! Мир для него – серая безмозглая овечья отара. Темные – волки, что кружат вокруг, выхватывая барашков пожирнее. А он сам – сторожевой пес. Не способный увидеть пастухов, ослепленный страхом и яростью, кидающийся из стороны в сторону, один против всех.
Он не поверит, не позволит себе поверить. Я бросился вперед, к Дикарю. Дверь подъезда уже была открыта, и Дикарь говорил с Егором. Почему он вышел так поздно, в ночь, этот глупый пацан, уже прекрасно знающий, какие силы правят нашим миром? Неужели Дикарь способен подманивать свои жертвы?
