— Полегче, принцесса. Хочешь сломать мне ребра, а?
— Огги! — слабость прошла. Я обняла его еще сильнее, снова забыв, что он был побит. И запах засохшей крови не позволял трансформации выйти наружу. Я была слишком, черт возьми, счастлива. — Господи! Огги!
— Ступай, — сказал он. — Теперь будь тихой, Дрю. Пускай они продолжают свою работу.
Я заткнулась, но все еще продолжала обнимать его.
— Я пришел вовремя, — он поднял большую красную папку свободной рукой. Она была забрызгана кровью — черной и засохшей красной. — Все здесь. Кристоф?
— Я не сомневался в тебе, Огаст, — Кристоф забрал ее из его рук. Открыл папку и вытащил мини-магнитофон. Бумаги прошелестели, поскольку он закрыл папку лентой и отбросил ее. Бесстрастный, точный бросок, папка пролетела прекрасной дугой и приземлилась у ног Брюса.
— Я прошу Совет посмотреть — и послушать — доказательства, — сказал Кристоф и достал запись.
Он нажал кнопку проигрывания. Это была старая модель, и шипение ленты наполнило выжидающую, водянистую тишину. Мне, возможно, следовало бы волноваться о том, что никто не способен услышать запись в таком каверзном пространстве, но дампиры были совершенно тихими.
Я читала стенограмму, когда Дилан дал мне ее. Однако я не была подготовлена к шоку. Первый голос был мужским и холодным, с забавным лепечущим тоном, потому что клыки препятствовали четкой речи. Это был голос кровососа, холодный и решительный, как могила, скрежещущий ненавистью.
— У тебя есть это?
Другой голос... Боже.
— Все сведения засекречены и хорошо охраняются.
Кровосос говорил так, будто терял терпение.
— Не твое дело. Где она? Мы готовы заплатить.
— Оставь свои деньги при себе, — сказала Анна. — Эта сука должна умереть.
Кровосос засмеялся, ужасный, мягкий как шелк, гниющий звук.
— Могу устроить.
Кир издал высокий стон. Никто не обратил внимания.
— Как мы можем быть уверены? — продолжил кровосос. — Ему нужны гарантии.
Анна издала короткий, презрительный звук. Вы бы смогли увидеть, как она махнула рукой, делая это так, будто это был мелкий вопрос.
— О, это легко. Я позабочусь об этом. Условный сигнал, из самого местоположения. Вы позаботитесь о ней, и я...
Затем статика заполнила ленту. Мой рот был сухой пустыней.
— Эфиальт, — прошипел кровосос. Я превратилась в ледышку, стала мокрая от пота. Испытывала боль, поскольку держалась за Огги. Он обнял меня. Но Кристоф повернулся и уставился прямо на меня.
«Видишь? — спрашивали его холодные глаза. — Теперь ты видишь, Дрю?»
И я видела. Но не понимала. Как можно продать кого-то вампирам? И если Анна была с Братством, она должна была знать, что кровососы могли сделать. Как они терзали дампира, не останавливаясь, пока тело не будет уменьшено до размеров лоскутков из плоти и осколков кости.
И я снова услышала ее, из глубин памяти, где скрывались действительно плохие вещи. Вещи, о которых я не хотела думать, вещи, которые показал мне дар и которые я не хотела видеть.
«Не позволяй носферату кусаться... Условный сигнал, из самого местоположения». То есть наш дом. Мамин дом. Дом, в котором я спала, пока она не разбудила меня. Желтый дом с дубом перед ним, его ветви скрутились и почернели от того, что Сергей сделал с телом мамы.
Как Анна могла предать другую светочу, даже если она ненавидела ее? Как вообще кто-то мог сделать это?
— Оставь комментарий при себе и передай сообщение, — сказала спокойно Анна. Послышался звук того, как кладут телефон в установку, прежде чем Кристоф нажал на кнопку «стоп». Он все еще смотрел прямо на меня, его рот — тонкая линия, и у меня появилось чувство, что он пытался сказать мне что-то.
Я не знала что. Я даже не могла начать строить предположения. Как будто он бросил мне пару строк, и тонкий шнур, который простирался между нами, послал поток тепла мне в сердце. Оно поднялось к моим щекам, и я закрыла глаза и прислонилась к Огги. Он слегка качнулся.
— Вам следует поискать вашего предателя в другом месте, Куросы. Это не я, — каблук Кристофа царапнул пол, когда он отвернулся.
Ропот промчался через толпу. Мне хотелось раскрыть землю и заползти туда. Я чувствовала слабость. Это была Анна. Анна сделала это: сдала мою маму вампирам.
«Не позволяй носферату кусаться».
Почему?
Но я знала почему. Ужасная форма под покрывалом дернулась у меня в голове.
«Где он... если ты прячешь его...»
— Дрю, — теперь Кристоф был очень близко. — У тебя есть что-то, чтобы рассказать нам. Что-то, что ты помнишь.
Я потрясла головой. Нет! Боже, нет! Я ничего не хотела вспоминать из той ночи. Я не хотела вспоминать, что случилось после того, как я легла спать. Я не хотела вспоминать визит Анны или маму, прячущую меня, прежде чем уйти драться.
Единственное, что я хотела помнить, это папино лицо, когда он открыл спрятанную дверь в чулан и забрал меня. Он сказал, что я в безопасности, и засунул в машину, и мы уехали на несколько дней в бабушкин дом.
Я больше ничего не хотела помнить. Ничего. Даже мамино лицо, или ее парфюм, или...
Но Кристоф был безжалостен.
— Вот почему Анна приехала увидеть тебя в ту Школу, — терпеливый и спокойный, как учитель с отстающим учеником. — Ты была так близка, Дрю. Так близка к воспоминаниям. Но не вспомнила, пока не вспомнила. Это было так давно, и ты была такой маленькой.
Я действительно помнила, но не собиралась рассказывать ему.
— Заткнись, — прошептала я.
— В этом нет необходимости, — сказал Брюс. — Доказательства...
— Это необходимо, — он противоречил самому себе, как если бы он был единственным ответственным за все. Из всего, что я знала, так и было. Определенно это выглядело так, будто он находился далеко от этого места. — Вы не поверите мне. Вы можете даже спрятать доказательства или лгать об этом. Но слово светочи... кто может противостоять ему? — слова были противными, каждое из них — разорванная пуля гнева. Они царапали мне череп, как острая ненависть носферату.
Кристоф хоть слышал себя со стороны? Он говорил так же, как его отец.
Я не хотела участвовать в этом. Я просто хотела, чтобы меня оставили одну, чтобы я смогла понять, как сбежать из этого места.
— Заткнись, — снова прошептала я. — Заткнись.
— Ты высказал свое мнение, Крис, — руки Огги напряглись вокруг меня.
Кристоф повернулся в сторону, ярость вокруг него пахла сгоревшим изоляционным материалом, разбитым стеклом, болью и бесцветным дымом ярости. Его ботинок сделал черную метку на мраморном полу.
