— Просите ли вы о помиловании? — с надеждой спросил он.
Фон просто покачал головой — и заработал оплеуху от другого стражника.
А ведь он, напомнил себе Сэлд, отец короля. Но как же можно в таком положении не молить о снисхождении?
— Прекрасно, все равно мольба ваша не была бы услышана, — сказал Виндакс. — Мы признаем вас виновным. Мы лишаем вас всех титулов и владений и приговариваем к смерти. Вы будете казнены предписанным законом способом. Раз уж двор в сборе, вскоре начнем первую серию пыток. А пока что уберите его…
Виндакс махнул обрубком, и солдаты отволокли узника в сторону. Стоило им отпустить его, герцог рухнул на пол и из-за цепей не мог подняться.
И снова в голове у Сэлда похоронным звоном зазвучали слова Карэмэна: «Кривым плугом ровной борозды не проведешь, дружище». Старик увидел в Виндаксе то, чего не замечал Принц Тень. Он не смел и мечтать о республике, только о справедливом, добром монархе, и снова Карэмэн оказался мудрее. Если почва плодородна…
— Введите заключенную Элосу Фон, — приказал король.
Тюремщик хлопнулся на колени:
— Сир, она мертва.
— Нет! — взревел Виндакс. — Кто убил ее? Я прикажу содрать с него кожу. Как? Когда?
Королевский тюремщик побледнел как мел:
— Она покончила с собой, ваше величество, восемь дней назад.
Еще вчера герцогу ничего не было известно.
Виндакс замолотил культями по подлокотникам кресла, но не смог извлечь ни звука.
— Я хотел, чтобы она полюбовалась на дело рук своих! — Он обернулся и ткнул в валявшееся на полу тело бывшего герцога Фонского: — Подведите его ко мне!
Герцога опять поставили на колени перед троном.
— Говори, что случилось? — потребовал король.
— Вели сначала снять эти чертовы цепи! — простонал герцог и осел на пол.
Стражник хотел было пнуть узника, но Виндакс прикрикнул на него и велел снять кандалы. Он уже приговорил этого человека к худшей из смертей; герцог больше не представлял угрозы.
Послышался лязг цепей: Фона расковали. Он с трудом поднялся на затекшие ноги, потер запястья. Оковы кучей лежали рядом. Последний из племени летунов, назвал его сэр Укэррес. Трагическая, в общем, фигура. Альво приосанился, и сквозь облик престарелого государственного мужа вновь проступили черты юного героя аллэбанской битвы. Но был ли герцог Фонский героем? Он всегда действовал лишь в своих интересах, искал выгоды лишь для себя и дочери. Он никогда не был честен до конца. Если таков последний летун, похоже, настало время покончить с ними.
— Говори, предатель! — сказал король.
Но все же этот измазанный грязью, одетый в лохмотья человек вызывал невольное уважение.
— Мне известно лишь то, что я услышал в тюрьме, мой мальчик.
Мальчик?! Сынок? Если герцог признается в прелюбодеянии с супругой монарха… нет, он этого не сделает.
Стражник снова поднял кулак, и Виндакс снова остановил его.
— Что же ты слышал?
— Твой братец пригласил ее во дворец. — Герцог повысил голос: — Принял как почетную гостью. А потом растоптал, сломил ее… дико, жестоко. Он ее изнасиловал.
— Что еще? — чуть мягче спросил Виндакс.
Фон скривил губы:
— Когда девочка оправилась от побоев, Джэркадон устроил вечеринку по случаю ее дня рождения. Она-то не знала, что происходит на этих вечеринках. Потом ее отнесли обратно в комнату и позвали врачей. Но Элоса не дождалась их, она дотащилась до окна и… — Голос его сорвался.
— Жаль! — изрек Виндакс. — Я никогда не одобрял «Львят», но тут речь идет не о невинной жертве. Мне жаль, что она не попадет в обработку к настоящим профессионалам. Впрочем, те дилетанты были довольно изобретательны.
Лицо герцога побагровело от гнева; ненависть словно туча нависла над Залом, трудно стало дышать. Но кто посмел бы осудить Виндакса? Ему больше ни дня не прожить без боли, без страданий. Весь мир лежал у его ног — молодость, власть, здоровье. Он потерял все. Не озлобился бы разве что ангел.
Придворные застыли безмолвные, как скалы.
С отцом и сестрой Виндакс разобрался.
— Ввести заключенного Джэркадона, — рявкнул он.
Тюремщик распростерся ниц.
Герцог расхохотался.
Щеки Виндакса вспыхнули, еще заметнее стали безобразные шрамы.
— Неужели ты воображаешь, что этот ублюдок мог выжить в дворцовой тюрьме? — спросил Фон. — Я сидел в камере напротив. Шумное местечко твои тюрьмы, король Виндакс.
— Кто? — прошипел король.
— Всякие люди, очень разные. Отцы, братья… — ответил герцог и добавил презрительно: — Хочу тебя порадовать, он умирал всю третью четверть.
Виндакс резко повернулся, чуть не потеряв равновесие:
— Тень! Ты обещал мне отмщение! Меня провели!
В толпе придворных поднялся ропот. Сэлд почувствовал, что, как тошнота подкатывает к горлу, на Виндакса накатываются волны неодобрения. В глазах у Принца Тени было темно от усталости, голова болела от этой круговерти событий.
— Герцог в ваших руках, сир, — сказал он. — Казните его и успокойтесь.
Надо поскорее увести Виндакса, иначе прольется еще больше крови.
— Нет! — проревел король. — Он ответит за троих!
«Это не я Тень, а Виндакс. С самого зачатия он был лишь тенью от трона Ранторры, и вот королек вырос и…» — мысли Сэлда путались.
— Вы не всех предателей наказали, король Виндакс! — вдруг прозвучал чей-то голос.
Крошечная фигурка медленно вышла вперед, остановилась возле трона, рядом с герцогом.
— Есть еще предатели среди нас, — повторила королева Мэйала. — Я тоже признаю себя виновной в государственной измене.
Толпа отхлынула от помоста, Виндакс вцепился в подлокотники, тщетно пытаясь подняться.
— Замолчи! — крикнул он.
— Не замолчу! — Удивительно, у такой хрупкой женщины такой оглушительно громкий голос. — Твоего отца убил не Король Тень. Джэркадон сделал это. Я позволила казнить беднягу барона, я совершила клятвопреступление. Я изменница!
Виндакс шумно, с облегчением вздохнул.
— Мы не в силах покарать Джэркадона, — сказал он. — А Королю Тени уже не поможет сам Господь Бог. Садитесь, матушка!
Королева погладила герцога по руке, он чуть отодвинулся от нее.
Карэмэн как-то назвал Альво и Мэйалу идеальной романтической парой. Теперь перед Сэлдом стояла пара измученных стариков, но он не находил в сердце жалости к ним. В этой трагедии не было ничего возвышенного. Они — причина всей заварухи, всю жизнь они лгали себе и детям.
— Я тоже виновна в государственной измене! — упрямо твердила королева.
— По закону ты должен подвергнуть меня тем же пыткам.
Угроза? Шантаж?
— Проклятие! Не доводите меня, матушка, не надо, а то доведете до чего-нибудь худого! — прорычал король.
