— А чего не с Криром?
— Хорошо бы ему навестить Исог.
— И чтоб все шпионы за ним?
— Ты прав, — говорю я ему. — Я напишу Криру.
А лес не спеша перематывает дни — от утра к полудню, от полудня к ночлегу; мы едем, ночуем, посиживаем у костра; я вовсе не тороплюсь — мне незачем торопиться. Мой мозг и моя душа не в ладу, вот в чём опасность…
Мозг вовсе не против того, что творится в Квайре. Таласар истребляет знать? Это неплохо. Он ослабит сильных и тем облегчит земельную реформу. Уничтожает инакомыслящих? Квайр, конечно, за это ещё заплатит, но пока это укрепляет квайрскую церковь и способствует её отделению от Единой. Таласар ввёл полицейский режим, все боятся всех, армия непомерна велика для страны — ну и что? Таласар не бессмертен, а чтоб провести страну к другому укладу, на долгий срок нужна очень сильная власть. Уйдёт Таласар, и Квайр когда-нибудь выйдет из мрака могучей страной с неплохой промышленностью и крепким крестьянством. Ни я, ни Баруф не сумели бы этого сделать, не ввергнув страну в муки гражданской войны.
А душа? Ей тошно и стыдно за то, что мы принесли в этот мир. Баруфу легче, он вовремя умер…
А лес не спеша перематывает дни, и опять вокруг кислый лесок Приграничья. Его болота, его кривые стволы, и память, сидящая в теле, как рана. Никто не отыщет здесь наших могил — мы прятали их от кеватцев. Болотная жижа прикрыла остатки костров, всосала тела и оружие, смыла и кровь, и славу.
Бесславная и безрадостная война, которой я почему-то горжусь, хоть должен стыдиться. И мы приезжаем к Тайору.
Лесная деревня, сухая среди болот, домишки на сваях, чумазые ребятишки, и встреча по протоколу. И я убеждаюсь, что слава жива. Негромкая и простая, как сам Тайор и его кривоногое пламя.
Сидят у костра в гостевом покое в своих вонючих мехах, немногословные и прямые, как удар ножа, как полет стрелы. И с ними я говорю о том, что было бы болью в Касе и болью в Квайре, но здесь это просто жизнь.
Мы с ними возобновляем военный союз. Нам всё равно, кто введёт войска в Приграничье. Если это будет Кеват, мы выступим против Кевата. Если это будет Квайр, мы выступим против Квайра.
И девушка хегу, воин в грязных мехах, украдкой улыбается мне.
Мы уже на землях Кевата, но мне знакомы и эти места. Пока ещё лес, но все выше и все суше. Мы поднимаемся по плато и скоро выйдем к истокам Истары. Теперь мы движемся по ночам и пару раз успели подраться.
Кеват распадается на глазах. Я сам приложил усилий, чтобы это все поскорей расползлось, но обстановка меняется слишком быстро, теперь это надо чинить — что намного трудней. Скорей бы добраться до места и взяться за дело…
И вот мы добрались до места. Мой давний знакомец, с которым мы никогда не встречались, но я доверяю ему.
Тимаг Фарнал, когда-то кеватский посланник в Квайре. Он был слишком честен сообщал только правду. Квайр не сломлен, твердил он в своих отчётах. Нельзя спешить, надлежит соблюдать осторожность, чтобы не вызвать опасных Кевату переворотов. Тибайену не это хотелось слышать, и Фарнал был отозван. А когда оказалось, что прав был именно он, его ввергли в опалу и сослали в одно из имений. И все каждый раз, когда подтверждался один из его прогнозов, только молиться, чтоб Тибайен не вспомнил о нем.
Гон Эраф отозвался в нём вполне благосклонно, и я написал Фарналу ещё перед первой войной. Без всякой надежды, просто нащупывал точки опоры в Кевате. И неожиданно получил ответ — умный, достойный и весьма осторожный.
Он не был моим разведчиком: не выдавал никаких секретов, не сообщал ничего, что можно считать государственной тайной. И всё-таки он мне давал не меньше других — тех, что вели разведку и сообщали секреты. Он был для меня ключом к Кевату, он помогал мне понять Кеват, почувствовать изнутри; я это использовал в работе с другими — с теми, кого вовлекал в заговоры, кого подкупал и кого выручал из беды.
— Вот мы и встретились, саэссим, — сказал мне Фарнал. Совсем такой, как я представлял: невысок, довольно скуласт, как положено кевату хорошей крови. Умные глаза, насмешливый рот и обильная проседь в холёной бородке.
— Я рад вас видеть, эссим Фарнал. А это мой побратим и правая рука — биил Эргис Сарталар.
— Я рад увидеть биила Эргиса, — с усмешкой сказал Фарнал. — Я всегда ценил его высоко. Никто не давал за его голову больше, чем я.
Эргис не без ловкости поклонился. Он так обтесался за все эти годы, что неплохо смотрелся бы и во дворце. И за роскошным ужином он тоже неплохо смотрелся. Я даже немного гордился им: тем, как он держится, как он ест, как поддерживает пустую беседу.
Но мне не до светских бесед, и я веду разговор к тому, зачем я приехал, и в чём Фарнал обещал мне помощь.
— Да, он здесь, саэссим, — отвечает Фарнал. — Это было не очень просто, потому что гарет имеет причины не доверять никому. Но и не очень сложно, потому что он помнит о нашей дружбе с сагаром Валдером. Мне странно до сей поры, — говорит Фарнал, и улыбка, насмешливая и печальная, скользит по его лицу, — почему другие, знавшие о нашей дружбе, никогда не вспомнили обо мне.
А вот и решительная минута — мы с Фарналом входим в его кабинет, и тот, ради кого я приехал, поднимается нам навстречу. Он чем-то очень похож на Эргиса: такой же быстрый, все замечающий взгляд и та же упругая сила в движеньях.
— Приветствую вас, гарет Сифар, — говорю я ему. — Я мог по достоинству оценить вашу доблесть, и очень благодарен эссиму Фарналу за то, что он дал мне возможность увидеть вас.
— Спасибо на добром слове, — сказал Сифар и быстро взглянул на Фарнала.
— Мой гость, визит которого я считаю честью, саэссим Итилар Бэрсар, — ответил Фарнал не без тревоги.
Сцена достойная хороших актёров! Сам-то я совершенно уверен, что Сифар не нарушит законов гостеприимства, Фарнал же в этом совсем не уверен, и Сифар, по-моему, тоже.
И я говорю:
— Наша вражда позади, гарет Сифар. Война закончена, и пора заключить мир — или перемирие, если вам это больше по нраву.
— Совсем не по нраву, — ответил он хрипло, — и если бы не уважение к дому… Мне не о чём говорить с убийцами и колдунами!
— Ну да, — сказал я с усмешкой. — Мы убивали людей, которые шли к нам в гости. Мы вас позвали, и вы явились нас навестить. Оставьте, гарет! Вы пришли на нашу землю, а не мы на вашу. Оружие выбирает оскорблённый!
— Мы честно воевали! — сказал он яростно. — Не нападали из-за угла и не колдовали!
— Ну да! Сто двадцать тысяч против тридцати. Очень честно! Оставьте, гарет, — опять сказал я ему. — Эти счёты уже потеряли смысл. Нам пришлось убивать вас из-за угла потому, что вас было в четверо на одного, и потому, что вы пришли на нашу землю, чтобы убить нас и сделать рабами наших детей. К чему эти оскорбления, гарет — мы что, плохо воевали?
