— Помоги, старик, да помоги же ты, старый урод! — закричал я, разрывая горло.
Закашлялся, но рядом кто-то оказался, взял и помог подняться с кровати, я огляделся. Да, дерьмо повсюду, воющие люди, решётки, к нам приходят раз в два-три дня и забирают умерших, даже иногда кого-то чистят, иногда моют из шланга. Я посмотрел на старика — темнокожий, тощий, больной, лысый. В своей грязной ночнушке и босяком, он всё время улыбается и ругается. Но он не говорил по-русски, а сейчас заговорил и как чисто.
— Ты же не говорил на моём… — говорю, тяжело дыша.
— Всегда говорил, хороший язык, богатый. — смеётся дед, показывая пасть, в которой не хватает зубов. — Хороший язык, мне нравится!
— Ладно, плевать, мне на выход надо, она убила её, мне надо этих уродов…
Я посмотрел на кровать и увидел, что там верёвки. Я помнил, что меня связали, очень крепко связали, а ещё затолкали в рот что-то. Было тяжело дышать, а потом нос прочистился, и я всё-таки не задохнулся. Это было очень странно, даже следы на руках остались — но сейчас я развязан. Но я помнил, что меня никто не развязывал и я умер. Долго умирал, мне казалось, что долго, но никто меня не развязывал.
— Что тут происходит? — я огляделся ещё раз.
Что-то в голове билось, какая-то мысль — мне срочно нужно что-то вспомнить. Что-то очень важное, непонятное, что-то обо мне. Это всё не правда, это всё сон, дурной сон. Вроде бы это было на самом деле, по-другому, но было, и кончилось уже давно. Словно забытое воспоминание, которое пытаешься вспомнить.
— Так куда идём?! — заорал в ухо дед.
— На выход! — отвечаю ему таким же криком.
— Ах-ха-ха-ха! — он смеётся и тянет меня.
Шагаю босиком, наступаю на что-то мокрое, влажное, иногда мягкое, пачкаюсь, но не смотрю под ноги. Я в такой же грязной ночнушке, и сам весь грязный. Мы идём к одному из выходов, и я вспоминаю — где-то там будет лифт, и вот на нём мне надо наверх. Потом придумаю что-то, мне нужно выбраться из этого ада и придумаю.
— Куда это мы собрались?! — крикнул кто-то от выхода.
Я присмотрелся — здоровый санитар, мускулистый, смуглый с карими и злыми глазами. И улыбка злая, очень злая и недобрая. Он подходит к нам, берёт деда за шиворот, а меня отталкивает. Я упираюсь в стену и держу равновесие, могу стоять.
— А это он меня тащит, вон здоровый какой, дедушку схватил и тащит на выход! — запричитал старик.
Санитар улыбается ещё шире и отпускает смеющегося деда. Я понимаю, что старик знал, что случится, понимаю, что он не хотел помогать, он хотел, чтобы меня наказали. Готовлюсь, и когда в меня летит кулак, изворачиваюсь, ловлю его, переношу вес и кидаю санитара через себя. Всё так, как учила наставница, быстрый приём, отработанный под её руководством.
— Наставница! — вскрикиваю, и понимаю, что вспоминаю.
Я помню, всё помню, я боевой маг, я прохожу испытание, это всё не настоящее, это какой-то морок. Дед был, и санитар был, но никто из них не говорил по-русски. Понимаю, что мне нужно выбраться, это и есть испытание — пройти это всё и выбраться наружу.
Я вспомнил — увидел видение про первого боевого мага, очнулся, и в меня ударил луч из частицы творца, он пронзил меня ровно в сердце. А потом тьма и всё это.
— Какой прыткий… — санитар подходит ближе.
Мы дерёмся, и я понимаю, что он почти не уступает. Пропускаю удар, ещё один, бью сам и уворачиваюсь. Прилетает в ухо, и я падаю, получаю ботинком под рёбра и воплю от боли. Тело наливается тяжестью, меня кто-то подхватывает и тащит к кровати. Бросает на грязный матрац, привязывает и затыкает рот. Я пытаюсь что-то сказать, закричать, но воздуха не хватает — мир вокруг меркнет, рассыпается, одни тени и тьма повсюду…
Открываю глаза от воплей рядом, с трудом оглядываюсь — взор затуманен, но вдруг начинает прояснятся. Я понимаю, что ещё жив, болезнь меня не убила. Вокруг крики, какие-то стоны и вопли. Вспоминаю что со мной произошло и ужасаюсь — я в хосписе для нищих и малоимущих. Я там, где люди заживо гниют и умирают. А ещё вспоминаю что сделала эта сука ординатор и кулаки сами собой сжимаются, челюсть тоже да так что кажется сейчас треснут все зубы.
— Проснулся-проснулся! — рядом слышу знакомый голос.
Странно, он вроде не говорил по-русски, он вообще темнокожий, даже на своём языке внятно не мог выражаться. А подоишь ты, вон как шпарит, будто родился на моей родине. А ещё помню, что он душил меня подушкой и смеялся, когда убирал её, а я ещё был жив. Старый ублюдок не только со мной так делал, с другими тоже, ему это очень нравилось.
— Помоги встать, урод, да помоги же сука! — кричу что есть сил.
— Иду-иду, чего орёшь! — он тут как тут, голосит прямо в ухо.
Морщусь, но опираюсь на его тощую руку, поднимаюсь и смотрю на кровать — там верёвки. Все развязаны, но они точно были завязаны здоровенным санитаром на славу. Дед бы своими слабыми руками и пальцами не развязал, не справился.
— Я прямо как маг-волшебник на выступлении. — усмехаюсь про себя.
Маг. Волшебник. Боевой маг.
Я вспоминаю всё, в голову приходит осознание кто я такой и что только что было. Я тут не первый раз, я уже второй раз в той же самой ситуации. Что-то не так, мне нужно победить их всех и выбраться.
Отталкиваю деда, применяю заклинание — работает!
Он орёт и горит, я поворачиваюсь — санитар тут как тут. Бью его ногой в живот, добавляю рукой и локтем. Подсечка, удар в рёбра, он хрипит на полу, подхватываю свою кровать и ножкой бью его несколько раз по голове. Парень лежит, истекая кровью, а я тяжело дышу и понимаю, что половину запаса истратил. И ещё понимаю — он тут не наполняется, и я не могу перейти во второй режим.
Иду к выходу, хромаю, нога болит — санитар сильно по ней попал, то ли вывих, то ли перелом. Сейчас не хочется разбираться, но тут больную конечность скручивает сильная боль, ожог. Я, шипя падаю, и вижу, как дед сзади готовит огненную стрелку и заразительно смеётся. Из-за угла появляется ещё один санитар и они меня на пару с дедом хватают. Пытаюсь вывернуться, но силы покидают. Снова кровать, снова связывают, снова всё вокруг рассыпается.
Просыпаюсь с трудом от того, что кто-то рядом истошно воет. Слышу ругающийся знакомый голос, хрипы задыхающегося человека и вспоминаю — дед. Старый урод, он и меня душит, только я привязан и не могу ничего ему сделать. А ему нравится, когда он видит, что я вот-вот потеряю сознание — отпускает, громко смеётся, ждёт пока я надышусь и всё начинает заново. Это его игра, его развлечение в этом последнем приюте неудачников вроде меня.
Я встаю и сажусь на кровати, понимаю, что меня ничего не держит. Кто-то аккуратно развязал верёвки, освободил меня, и это было странно. А ещё странно что ничего не болит, нет никакой слабости — я будто выздоровел. Трогаю себя в разных местах, щупаю лицо и глаза — да, чувствую себя отлично.
Встаю с кровати и смотрю на деда, он хитро мне подмигивает и показывает пальцем куда-то в сторону. Смотрю — дверь с надписью «Выход». Почему-то на русском, хотя я не в России, всё очень странно и непонятно. Иду к выходу и вижу боковым зрением что с другой стороны приближается санитар, поворачиваюсь к нему и говорю:
— Я кажется здоров, мне нужно уйти, похоже случилось чудо!
Улыбаюсь ему виновато и развожу руками, мол посмотри — вот он я, целый и здоровый, отлично себя чувствую. Но он не останавливается и идёт ко мне, я же откуда-то знаю, что надо бежать. Хватаю рядом с собой старый металлический стул и кидаю в урода, сам уношусь в проём двери, которая помечена как «Выход».
Оказываюсь в тускло освещённом длинном коридоре, бегу вперёд, сворачиваю и снова бегу. Оглядываюсь — санитар сзади, и уже к нему присоединился друг. Я их обоих помню, они меня били и привязывали к кровати. Мне просто нужно выбежать наружу и всё кончится — я встречу врачей, других людей, объясню им что здоров, а меня тут держат.
Кажется, я бегу уже пол часа, а коридоры не кончаются. И эти уроды бегут за мной, мы кружим по этому безумному и бесконечному хоспису уже так долго словно это бросок.
