— Разомкнуть ряды! Пропустить конницу в тыл!
— Лучники… — простонал мэтр Тернель. — Пусть стреляют в орков!
— Они заденут своих!
— Не заденут! Наши щиты все еще действуют!
В этот момент воздух содрогнулся от невидимого, но мощного удара, следом раздался треск.
— Что это, Луга ради? — воскликнул де Грасси.
— Шаманы прорвали защиту, — упавшим голосом ответил маг. — Жерар, умоляю, пока не поздно, прикажите лучникам стрелять!
— Теперь об этом не может быть и речи, — твердо произнес генерал. — Кавалеристы нужны мне живыми.
Пехота спешно перестраивалась, чтобы дать дорогу обезумевшим лошадям. Но несущие на себе тяжесть брони и всадников в доспехе, кони, многие из которых были ранены, уступали в скорости орочьим волкам. Степняки нагнали кавалеристов, и понеслись в хвосте, пугая и без того измученных страхом лошадей.
Конница поравнялась с линией пехоты, завершавшей перегруппировку. Казалось, еще мгновение — и маневр, задуманный генералом, удастся осуществить: всадники ворвутся в тыл, а пешие войска сомкнут за ними ряды, встретив врага сталью клинков. Но орки на скаку бешено ворвались в ряды пехоты. Захваченное врасплох войско, не завершив построение, вынуждено было обороняться. Кавалеристы, не сумевшие обуздать лошадей, врезались в смешавшийся строй, давя своих же пехотинцев.
С боевыми кличами и злобным визгом степняки врубались все глубже в ряды людей, размахивали окровавленными мечами, убивали направо и налево. Орки были поистине прирожденными, великими воинами. Де Грасси с ужасом смотрел, как эти могучие существа, оголив зубы в звероподобном оскале, бросались на его солдат. Невероятные по силе удары располовинивали тела людей до пояса, отсекали головы, пронзали доспех… Но страшнее всего было выражение абсолютного счастья на серых оскаленных лицах. Бой являлся для них главной радостью, но орки находили наслаждение не в чужих страданиях и смертях. Их мораль, движущая ими идея была предельно проста: убийство врага — священный долг, смерть на поле боя — великая честь.
Всадники на волках были подвижнее и быстрее пехотинцев. Их звери обладали удивительной силой и гибкостью. Они ловко уворачивались от клинков, совершали длинные прыжки, становились на дыбы, изгибались и мчали своих хозяев вперед, прокладывая дорогу среди солдат. К тому же, волки сами по себе были страшным, совершенным оружием. Один удар мощной когтистой лапы разрывал человеческое горло, словно тонкую ткань. Один укус чудовищных челюстей переламывал кость, будто тонкую хворостинку.
Среди орков были и шаманы, творившие какую-то непонятную, но убийственную волшбу. Их певучие заклинания, произнесенные то высокими, как свист ветра, то низкими, рокочущими голосами, удивительным образом перекрикивали шум сражения. После каждой такой песни на парганцев обрушивалась новая напасть: одежда и доспех вдруг вспыхивали алым пламенем, в мгновение пожиравшим человека до костей, с чистого голубого неба падали молнии, поражавшие только людей, под ногами разверзалась земля, откуда-то налетали стаи воронов, норовивших выклевать воинам глаза.
Схватка была такой ожесточенной, а орки продвигались так быстро, что вскоре им удалось превратить ряды пехоты в беспорядочное месиво. У вступивших в сражение полковых и ротных магов не было ни места, ни времени для маневра. Поэтому волшебники ограничивались лишь простейшими одиночными чарами, не требующими хитрых плетений и долгих заклинаний, швыряя их целенаправленно в орков. Но даже эти незамысловатые заклятия, каждое из которых способно было поразить всего одного воина, не всегда достигали цели. Верховые степняки ловко уходили от ударов.
— Они перебили все центральные силы пехоты, — побелевшими губами прошептал мэтр Тернель.
— Зажать противника с флангов! — приказал де Грасси в связующий амулет.
Левый и правый фланги пехоты пришли в движение, медленно, но упорно тесня орков, сражавшихся в центре. Первый шок от дерзкой атаки врага прошел, и командиры парганцев наконец сумели восстановить подобие строя. Организованность действий пошла на пользу: на бой с орками подтягивались с флангов свежие силы.
Де Грасси, мысленно произнося молитву, наблюдал за маневрами пехоты в трубу. Сейчас пехота зажмет орков, сомнет, отрежет пути к отступлению. Тогда можно будет задействовать остатки конницы…
Но планам генерала не суждено было сбыться: орочий вождь снова продемонстрировал непредсказуемость своей военной тактики. Над полем боя взвился гортанный клич, и степняки, не дожидаясь, когда пехота замкнет кольцо, вдруг ринулись обратно, в сторону своего лагеря. Действуя слишком организованно и стремительно для диких тварей, орки в правильном порядке отступили назад.
— Лучники, пли! — скомандовал де Грасси.
В степняков полетели стрелы, но все они осыпались на землю: шаманы подняли над войском невидимый щит. К атаке присоединились маги, но и их волшба оказалась бессильна. Орочье войско сумело уйти.
Первая битва была проиграна, и стоила парганцам гибели пяти тысяч пехотинцев и половины кавалерии.
— Сколько убитых? — спрашивал у Ярха Уран-гхор.
— Пять сотен, великий вождь. Из них сто всадников. Шаманы все живы.
Молодой орк нахмурился:
— Пусть будет легким их путь в землях Счастливой охоты.
— Не печалься, мой сын, — сказал Роб, — сейчас они радуются, глядя на нас из обиталища духов. Они выполнили свой долг, а пять сотен против многих тысяч врагов — малая цена.
— Выстави караулы, и пусть орки отдыхают, — приказал вождь Ярху.
Друг Уран-гхора ушел, а старый шаман спросил:
— Скажи, мой сын, что ты собираешься делать дальше".
— Воины должны поесть, перевязать раны, набраться сил. Пусть отдыхают до утра.
— Ты прав. Люди никуда не двинутся. Они будут подсчитывать убитых, заботиться о раненых и лечить своих верховых зверей. А мы тем временем подготовимся к новой схватке. Ты узнаешь о наступлении людей. У моего ворона зоркие глаза.
Уран-гхор кивнул. Это он придумал выковать шипы и разбросать их вокруг лагеря, а шаманам приказал заколдовать лапы вулкорков так, чтобы им не повредили острия тайного оружия. Потом, уже в походе, приказал своим воинам развести побольше костров, чтобы люди обманулись в численности орочьей армии. Всех человеческих разведчиков степняки поймали и убили, и узнать правду людям было неоткуда.
А после наступила пора шаманству Роба. Старик отправил во вражеский лагерь духов, наказав им оставаться там всю ночь, не являя воинам свой облик. Печальным сонмом полетели духи к людям, просочились сквозь защитные чары, невидимыми гостями бродили среди солдат, плакали и стенали. Живые не могли слышать их плача, не могли видеть духов. Неслышные голоса не проникали в уши людей, невидимые обличья не тревожили их глаз. Но стоны и образы орочьих предков касались самих человеческих душ, рождали в них смертную тоску, неясную и оттого мучительную тревогу, наполняли первобытным страхом, зарождали ужасные предчувствия. Днем воины не находили себе места, а ночью не могли уснуть. Это духи предков иссушали их разум и сердце. Измученные боязнью, печалью и подозрениями люди выступили первыми. А орки, сытые, отдохнувшие, полные сил, сумели их достойно встретить…
