Мое официальное положение давало мне неограниченный доступ в нужные мне сферы, в полиции уже знали, что я врач. Я вернулся туда, где работал раньше. Идея была проста. Взять знакомых мне подростков, наделенных даром, сказать им, что они подвергнутся экспериментальному лечению. Достать инсулин не так уж сложно, ввести человека в диабетическую кому еще проще. В этом есть свой риск, но я действовал осторожно, без ущерба для их здоровья. Кроме того, я ведь работал с малолетними правонарушителями, которых общество признало неисправимыми. Я проводил исследования на протяжении двух лет, с одними и теми же испытуемыми, вводя каждого в кому примерно по двенадцать раз. Я наблюдал их физическое и психическое состояние.
— Никто, разумеется, не знал о моих опытах, — продолжал Ньюмен. — Результаты я собирался раскрыть только тогда, когда они будут неопровержимыми, — я знал, что после этого мне наверняка дадут лабораторию и возможность продолжать исследования. Открыть, как возникает способность видеть умерших? Это многого стоит. Я продолжал выполнять свои прямые обязанности — освобождал здания от призраков, запускал поезда, занимался текучкой. А в свободное время я делал свою основную работу. Я как раз нашел пятую испытуемую, молоденькую девушку. Начал с ней работать. Я и по сей день не знаю, что случилось. Я усыпил ее, а она не очнулась. Тут-то власти и обратили внимание на мою деятельность. Им бы поблагодарить меня, подумаешь — одна ошибка. Дождешься.
Я больше не сомневалась, что Ньюмен говорит правду. Да, он был убийцей, злодеем, но он не был лжецом. По крайней мере, сейчас он не лгал.
— Принимая тебя на работу, любая секретная государственная структура создает себе одну проблему: тебя уже не уволишь. Под суд меня отдать они тоже не могли. Нет… все нужно было проделать без всякого шума. Меня изгнали с этой станции, лишили всех полномочий, отобрали терминус. В тот день я пришел сюда поговорить с коллегами-«духами» и забрать один терминус. Мне он был нужен. Я не мог жить, как раньше, беззащитным. Я принес пистолет, потому что… я должен был их как-то вразумить, заставить отдать мне прибор. Не удалось. Они отказались вразумляться. Наверное, думали, что я не выстрелю…
— Каллум! — слабо произнес Стивен.
— Пусть умирает, — сказал Ньюмен. — Или спасай его, прямо сейчас.
— Покажи, — потребовал Каллум. — Сначала покажи шприц.
— Не могу, — ответил Ньюмен. — Не могу, пока вы не опустите терминусы на землю и не толкнете ко мне.
— А если ты врешь?
— Ты теперь знаешь мою историю. Знаешь, почему я совершал убийства. Знаешь, что мне нужно. Мне нужно спасти его твоими руками. Нужно обеспечить безопасность тех, кто наделен даром. А еще мне нужно обеспечить свою безопасность. Так почему бы нам всем не разойтись с миром?
Потом он посмотрел на меня.
— Аврора, — сказал он, — ты проявила исключительное мужество, а ты ведь даже не наш сотрудник. Ты рискнула жизнью, чтобы спасти других. Клянусь тебе, если ты положишь его на землю и толкнешь в мою сторону, я сдержу свое обещание. Дай его мне.
Стивен уронил голову. Видимо, он понял, что я сейчас сделаю, и не мог этого видеть. А я не могла видеть, как он умирает. Я медленно опустила терминус на грязный пол и подтолкнула. Он остановился совсем рядом с Ньюменом.
Я сложила оружие — теперь вся ответственность легла на Каллума. Выглядел он немногим лучше Стивена. Некоторое время он переминался с ноги на ногу, будто собираясь убежать. Тело было готово, разум — нет.
— Теперь ты, сынок, — сказал Ньюмен.
— Я тебе не сынок! И не смей мною командовать!
Ньюмен закрыл рот и развел руки в стороны, превратившись в крупную, открытую мишень.
— Решай, — сказал он. — Я ко всему готов. Если ты готов убить друга и жить дальше, я готов закончить свой путь прямо здесь. Схватка была благородной.
Стивен уже не мог ни о чем просить. Он привалился к стене, полузакрыв глаза. Каллум перекатился на пятки, согнул колени. Вот сейчас. Я была в этом уверена.
А потом он разжал пальцы и выпустил терминус.
— Подтолкни ко мне, — тихо скомандовал Ньюмен.
Каллум точнейшим движением ребра стопы послал терминус прямо на Ньюмена. Я никогда не видела на человеческом лице такой муки. Каллум провел руками по щекам и задержал их там, будто молясь.
— Давай лекарство, — потребовал он.
— Только когда получу третий, — сказал Ньюмен.
Его поведение тоже изменилось. Глаза расширились, из него била энергия — он выглядел живым.
— Третий не здесь, — сказал Каллум.
— Лжешь!
Пронзительный вопль, эхо заметалось под потолком.
— Он не здесь, — повторил Каллум, отводя руки от лица и вздыхая. — Но если ты его спасешь, я отведу тебя в нужное место.
— Ну нет, — ответил Ньюмен и начал расхаживать взад-вперед. — Он умрет, понимаешь? По твоей вине. Слышишь? По твоей вине!
Вопль Ньюмена был обращен к незримому третьему — Ньюмен все еще верил, что тот таится где-то в темноте, на лестнице, в одном из туннелей. Он схватил оба терминуса, лежавшие у его ног, и принялся расхаживать взад-вперед, заглядывая в арочные проходы, проверяя лестницы, выискивая последнего «духа». Стивен погибнет зазря, остается одно…
Остается одно: уговорить Ньюмена, а сделать это может только тот, кому он доверяет. Тот, кто не представляет собой угрозы. Тот, с кем он уже говорил. Например, я.
— Я тебя отведу, — сказала я.
От лестницы донесся звук — Стивен тихо застонал, услышав эти слова. Ньюмен остановился и уставился па меня диким взглядом. Вернулся к кассе, шлепнул об пол оба терминуса, разломал дешевую оболочку, будто вскрыв два пластмассовых пасхальных яйца. Выдрал изнутри провода, вытащил бриллианты и бросил выпотрошенные телефоны на пол. После этого подобрал свой нож, лежавший на столе. Несколькими размашистыми шагами пересек помещение и подошел ко мне вплотную.
— Ты мне лжешь? — спросил он, нажимая кончиком ножа мне на подбородок.
— Нет, — ответила я сквозь стиснутые зубы.
Ньюмен нажал еще сильнее, заставив меня закрыть рот. Я почувствовала, как острие проходит сквозь кожу, проделывает крошечное отверстие. Вблизи он испускал запах гнили, от которого у меня заложило нос. Было видно, что он не вполне владеет собой.
Он провернул нож, потом схватил меня за волосы и потащил к кассе.
— Ищи вон там, — сказал он, указывая ножом на ветхие доски, которыми было заколочено окошко кассы.
Я потянула доски, они подались, мне удалось просунуть руку в отверстие, хотя я и не видела, что там внутри. На ощупь — в основном труха и паутина, кроме того, у меня не было сомнений, что я сую руку в древнее гнездо крыс или мышей. Я нашарила какие-то карандашики и пирамидки — скорее всего, окаменелые мышиные какашки, а потом под руку попалось что-то тонкое, гладкое, пластмассовое. Я осторожно вытянула его наружу. Шприц с зачехленной иглой, чистый, наполненный жидкостью.
