Я подошла к Эамону и встала рядом.
— Лиадан, — в его голосе звучало напряжение.
— Ты хотел поговорить со мной, — сказала я. — Ну вот, я здесь.
— Я не знаю, возможно… сейчас не вполне удачное время. Я… твой брат сильно разочаровал меня, поразил очевидно ложными суждениями. Боюсь, сейчас я не готов делиться своими мыслями.
— Я знаю, что время не совсем удачное, Эамон. Но мне надо кое-что тебе сказать, и я должна сделать это именно сейчас, пока у меня хватает духа.
Он тут же весь превратился в слух.
— Ты боишься что-то мне рассказать? Никогда не бойся меня, Лиадан. Ты должна знать, я никогда не причиню вреда самому драгоценному, что у меня есть.
Его слова совершенно не облегчили мою задачу. Мы тихо обошли конюшни и сели на освещенных солнцем ступеньках. Когда-то мы очень любили поверять здесь друг другу детские секреты. Здесь никто тебя не заметит, разве что, друид.
— Что случилось, Лиадан? Что может быть настолько плохо, что ты боишься поведать об этом другу? — с этими словами он взял меня за обе руки так, что я не могла отстраниться. — Расскажи мне, милая.
Бригид, помоги мне! Меня с головы до ног била дрожь.
— Эамон, мы знаем друг друга с детства. Я уважаю тебя, я должна сказать тебе правду, насколько смогу. Помнится ты… ты попросил меня стать твоей женой, и я сказала, что отвечу следующим летом, в Белтайн. Но так случилось, что я должна дать тебе ответ прямо сейчас.
Возникла пауза.
— Похоже, я напрасно слишком давил на тебя с этим, — осторожно произнес он. — Если тебе так будет легче, я буду ждать, сколько ты захочешь. Обдумывай свой ответ столько времени, сколько тебе нужно.
Я сглотнула.
— В том-то все и дело. У меня нет больше времени. И я не могу выйти за тебя замуж — ни сейчас, ни потом. Я ношу ребенка от другого мужчины.
Воцарилось долгое молчание. Я с несчастным видом глядела в землю, а он сидел совершенно неподвижно, все еще не отпуская моих рук. Наконец, он заговорил. Чужим голосом, но спокойно и безо всякого выражения:
— Не думаю, что я расслышал верно. Что ты сказала?
— Ты меня слышал, Эамон. Не заставляй меня повторять.
Снова молчание. Он выпустил мои руки. А я не могла глядеть ему в глаза.
— Кто это сделал?
— Я не могу тебе ответить, Эамон. Я не скажу.
Он с силой схватил меня за плечи.
— Кто это сделал? Кто отобрал то, что по праву принадлежит мне?!
— Ты делаешь мне больно. Я сказала тебе то, что должна, теперь ты свободен от данного мне слова. Больше я ничего не скажу.
— Не скажешь? Что значит, «не скажешь»?! О чем они все думают — твой братец, твой дядя, твой отец? Они должны по всем дорогам искать негодяя, который совершил над тобой такое, и заставить его заплатить за это… за эту мерзость.
— Эамон…
— В ту самую секунду, как я тебя увидел, когда мы с Шоном тебя нашли, я испугался, что с тобой сотворили именно это. Но ты не хотела со мной говорить, и ты казалась спокойной, даже чересчур спокойной… и никто больше об этом не заговаривал, вот я и решил… но я сам отомщу за это варварское преступление, раз уж они не чешутся! Я заставлю его заплатить! Этот ре… ребенок должен был быть моим!
— Они не знают, — у меня дрожал голос. — Шон, Лайам, отец — они все еще ничего не знают. Ты второй человек, который об этом слышит, после мамы.
— Но почему? — Теперь он встал и ходил из стороны в сторону, то сжимая, то разжимая кулаки, будто ему не терпелось кого-нибудь побить. — Зачем молчать? Зачем отнимать у родственников удовлетворение от справедливой мести?
Я сделала глубокий вдох.
— Потому, — произнесла я очень отчетливо, чтобы он точно понял, что именно я сказала, — что я участвовала в этом добровольно. Этот ребенок зачат в любви. Я знаю, это ранит тебя больше, чем мысль о насилии. Но это правда. — Я все еще не могла заставить себя взглянуть ему в глаза.
Он все ходил туда-сюда, туда-сюда. Ладно, по крайней мере, я наконец сказала ему правду, и сильное чувство собственности не оставит ему иного выбора, кроме как от меня отказаться. Он найдет какое-нибудь извинение и отправится в Тару лелеять свою оскорбленную гордость и искать другую жену.
— Я тебе не верю. — Он внезапно остановился прямо напротив меня, наклонился, взял меня за руки и заставил подняться. На этот раз мне пришлось посмотреть на него, и я по глазам поняла, что он говорит правду. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты на такое не способна. Ты слишком мудра и осторожна. Я отказываюсь верить, что ты отдалась кому-то вот так, до свадьбы, дав обещание другому. Этого просто не может быть!
Реши он нарочно сделать мою задачу максимально сложной, он не преуспел бы больше.
— Это правда, Эамон, — тихо сказала я. — Я люблю этого человека. Я ношу его ребенка. Я не знаю, как сказать об этом яснее. И, кстати, я ничего тебе не обещала.
— Он предлагал тебе стать его женой? Дать твоему ребенку свое имя?
Я покачала головой. Только бы он замолчал. Только бы ушел. От каждого слова мне становилось все больнее.
— Да этот урод просто воспользовался твоей невинностью, а ты теперь из какого-то ложного чувства верности защищаешь его! Я его найду и удушу голыми руками. И с наслаждением буду глядеть, как он подыхает.
На мгновение я снова увидела ту картинку: сжимающиеся на горле руки, прерывистое дыхание, нож, кровь. Потом видение снова затуманилось, и я покачнулась.
— Лиадан, что случилось? Вот, присядь. Дай, я помогу тебе. Тебе нехорошо.
— Я хочу, чтобы ты ушел. Пожалуйста, уходи. — Я спрятала лицо в ладони, чтобы не смотреть ему в глаза.
— Тебе нужна помощь…
— Мне уже лучше. Мне, правда, надо побыть одной. Пожалуйста, уходи, Эамон. — Собственная слабость сделала меня жестокой.
— Ну, раз ты хочешь именно этого, — теперь он сумел совладать с голосом. Он развернулся, чтобы уйти.
— Подожди.
Я услышала, как он втянул в себя воздух. Но не сказала того, что он хотел бы услышать.
— Я должна попросить тебя об одолжении. Я еще никому не рассказала свою новость. Пожалуйста, дай мне время самой сообщить отцу, Шону и дяде, не упоминай об этом. И… и… Эамон, прости, что я сделала тебе больно.
Он не ответил.
— Эамон?
— Ты бы сказала мне «да», ведь так? — Он заговорил неожиданно, будто слова вырвались у него против воли. — В Белтайн. Ты бы приняла мое предложение, если бы не это?
— Ох, Эамон… Ну, какую пользу хоть одному из нас принесет мой ответ на этот вопрос? Все переменилось. Все теперь иначе. А сейчас, пожалуйста, уходи. Нам нечего больше сказать друг другу. Все уже случилось, никакое кровопролитие не может этого изменить.
— Мне понадобится время. — Это тоже меня удивило. — Время, чтобы смириться.
