Кубок выскользнул из пальцев Шенвэля и гулко ударился о столешницу. Ножка кубка откололась и покатилась по столу, словно крохотное колесо. По скатерти поползло мокрое пятно. Шенвэль поднял голову и посмотрел на главу Нолдокора. Старый эльф отшатнулся. Лакгаэру доводилось видеть Морул Кера в человеческом облике, и на миг ему показалось, что с другого конца стола на него глянул бывший повелитель Мандры.
Шенвэль прикрыл глаза веками.
– Когда ты догадался, что жезл у меня? – спросил Верховный маг.
– Когда Иван пригласил нас на праздник, – ответил старый эльф.
От намокшей скатерти повалил пар – Шенвэль сушил ее заклинанием.
– Я еще не решил, как поступлю с жезлом, – сказал Верховный маг Фейре, когда пар рассеялся. – Всю жизнь я гонялся за этой проклятой палкой. Я смеялся над законами людей и эльфов, я предавал узы дружбы, я перешагнул через любовь, верность и честь на пути к Эрустиму. И вот он у меня.
Лакгаэр сделал такое движение, будто хотел что-то сказать, но не решился.
– Я знаю, – кивнул Шенвэль в ответ на его невысказанную мысль. – Что цель не оправдывает средства. Но мне это всегда казалось какой-то отвлеченной этической нормой, не имеющей отношения к реальности. И теперь пришла пора расплатиться за все, что я сделал. Как только Эрустим будет уничтожен, Карина уйдет от меня. Но я этого не хочу.
Старый эльф вздрогнул.
– Улетайте в Фейре, – сказал Лакгаэр. – Там вас не достанут ни Чистильщики, ни сам Ящер. Какая разница, откуда править Мандрой? А если верить твоему рассказу, наши страны объединятся прям-таки на днях…
Шенвэль отрицательно покачал головой.
– Ваниэль знала, о чем говорила, но и Марфор был по-своему прав. Я не хочу владеть этим миром, – сказал Верховный маг Фейре. – Никогда не хотел. Я хотел исправить то, что сделали мои родители. Властвовать над миром – это же такая головная боль… Я очень устал от всего этого, Лакгаэр. Я хотел бы вернуться домой, сидеть на балконе вместе с Кариной и смотреть, как вспыхивают в небе цветы звезд. Но мне, видимо, этого не суждено. Да и потом, если Эрустим будет вывезен из Черногории, Ивана казнят. А я устал шагать по трупам тех, кто имел несчастье оказаться на моем пути… Я дождусь Змея Горыныча, и, так или иначе, все будет кончено. Эрустим окажется у Карины; я, перед тем как спуститься в Подземный мир, все-таки постараюсь вытащить из жезла мертвую силу. Так что мы с Кариной останемся здесь. Ты не против?
Лакгаэр сглотнул, провел рукой по лбу.
– Оставайтесь, что же. Но почему ты так уверен, что Карина бросит тебя, как только рассеются чары Эрустима? Я с твоей ведьмой не знаком, но все профессиональные воины обычно весьма практичны. Как говорят мандречены, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, – начал старый эльф осторожно. – Ну да, ты Карину, считай, изнасиловал. Привязал к себе чарами жезла. Но ведь любовная страсть сама по себе туманит голову хуже магии. Вы ведь не подростки, в конце концов, а вполне искушенные в любви мужчина и женщина. Все теряют голову от страсти; а потом, когда наваждение спадает, мужчина и женщина спокойно строят семью. Попросишь прощения, объяснишь, что не мог иначе, что ты этого не хотел. Успокоитесь, и заживете душа в душу…
Верховный маг снова отрицательно мотнул головой.
– На Карине было проклятие, – сказал Шенвэль. – Она не могла никого полюбить. То есть полюбить-то могла, а жить с мужчиной – нет. Мандречен она просто выгоняла, а эльфов – убивала. А я это проклятие снял. Так вышло, случайно. Я для нее теперь как первая любовь. А с Эрустимом этим получается, что я Карине в душу не то что плюнул, а насрал. Как любят говорить женщины – я ее «просто» использовал. И даже не «просто», а прикинулся влюбленным дурачком для того, чтобы спасти собственную нацию… Карина знает, что мне никогда не нравились мандреченки. И когда чары спадут, моя ведьмочка вспомнит об этом. Вряд ли она поверит, что стала единственным исключением. Ее ярость будет неописуема.
– Да уж, – сказал Лакгаэр задумчиво. – Мандреченская вспыльчивость вошла в поговорку…
Шенвэль поднялся из-за стола.
– Ладно, уже слишком поздно. Пора спать. Доброй ночи, Лакгаэр.
Старый эльф смотрел, как Шенвэль, прихрамывая, скрылся в темноте.
– Бедный, бедный мальчик, – прошептал Лакгаэр.
V
Единственным исключением в обстановке покоев любовников, выдержанной в морском стиле, являлась статуя, изображавшая рассерженного василиска. Она была сделана из плотного, но при этом упругого материала, незнакомого Карине. Шенвэль сказал, что это затвердевший сок дерева из заморских стран. Эльф придумал одну необычную позу, важным элементом которой была эта статуя. Усталая ведьма сидела верхом на василиске, обняв чудовище за шею. Шенвэль полулежал на ковре рядом. Эльф маленькими глотками пил сок из фарфоровой кружки, такой тонкой, что она казалась прозрачной.
Карина открыла глаза и храбро улыбнулась. В конце концов, она твердо решила быть счастливой. Так что не стоило размениваться на мелочи.
– А как будет по-вашему… ну, когда переворачивается небо? – спросила ведьма.
– Da Slemma, на мандречи – «цветы звезд», – ответил Шенвэль. Карина помрачнела. – В Фейре, на самом севере, небо сияет по ночам разноцветными всполохами, примерно как море здесь. И тогда говорят, что Йаванн, богиня плодородия, испытывает наивысшее наслаждение. Мужской оргазм называется Gillote – «извержение». У нас в Фейре много вулканов, и извержения не редкость. Тогда говорят, что это Аулэ, бог земли, дарит свою любовь Йаванн.
Ведьма слезла со статуи, надела халат и села на ковре рядом с эльфом.
– У вас, значит, женщина сверху, – пробормотала она, плотно запахиваясь и завязывая поясок. – Не «Мать – Сыра Земля», как у нас…
Шенвэль хмыкнул.
– Ну, как ты только что заметила, даже небо иногда переворачивается… Да и я что-то пока не замечаю в тебе особой любви к позе «он сверху, она молчит и не шевелится».
– Ну, я это я… – пробормотала Карина. – А вот в Мандре…
– Я не мандречен, – сказал Шенвэль спокойно. – Я эльдар, сын Звезд.
– Попить дай, – сказала Карина сердито. Шенвэль заглянул в лицо ведьме, протянул ей кружку.
– Ты чего надулась-то? – спросил он и провел рукой по ее волосам. – Ты что, только сейчас заметила, что я не человек?
Карина сделала большой глоток.
– Да нет, – сказала ведьма неохотно. – Просто у нас оргазм называется или медицинским термином, или вашими словами. Даслем и гиллот, как ты сказал. Получается, что до вас оргазмов в Мандре не было. Вы и так все время кричите, что изобрели все на свете, начиная от ухватов и кончая письменностью, а люди только все украли у вас. Но что еще и оргазм – это эльфийское изобретение, я не знала.
Шенвэль хмыкнул.
– Ну, не совсем. Оргазм изобрел тот, кто создал наши тела такими, – сказал эльф. – Что же касается слов… Наши народы давно живут бок о бок, и взаимное влияние очень велико. Но сейчас вы пытаетесь это отрицать, и нам не с руки признавать, что мы тоже многому научились у людей.
– Чему же? – спросила Карина.
Эльф задумался.
– Видишь ли, – сказал Шенвэль. – Каждый эльф знает многое и о многом. Поэтому мы редко нуждаемся в помощи и предпочитаем действовать поодиночке. А ваши маги – как правило, очень узкие специалисты, но в своей области знают все досконально. Люди очень хорошо умеют работать в команде.
– Скопом и батьку бить легче, – заметила ведьма.
– Да, – кивнул эльф. – А мы – закоренелые индивидуалисты, и именно поэтому мы, в конечном итоге, проиграли вам в борьбе за власть. Но…
Карина скривилась.
– Сейчас ты скажешь, что все мандречены пьяницы, – процедила сквозь зубы ведьма и со стуком поставила чашку на пол.
– Я могу попробовать объяснить тебе этот вопрос, – сказал Шенвэль. – Но я не уверен, что знаю все нужные слова на мандречи, и еще менее уверен, что их знаешь ты.
– А ты попробуй! – с вызовом сказала Карина.
