Они пронеслись как сумасшедшие. У меня была подготовка к мероприятиям, лорды и министры, но я отменила, что могла, и носилась как племянница Алира по поручениям. Потому что круг посвященных должен быть как можно уже.
Мы активизировали всё, что могли.
Но я чувствовала себя бессильной! У меня в подчинении Хранители, самые сильные, самые умные и одаренные! А всё, что я могу делать — это ждать и готовиться!
Потому что Пламенеющего, последнего из элементалей, они найти не смогли! И я почти сходила с ума. То, что оставалось в душе, не задавленное узами привязанности к ребенку и его отцу, пылало так ярко, что почти выжигало изнутри. Рядом постоянно были Ро и Ярр. Только с их помощью можно было что-то с этим сделать. Ровена отводила глаза, когда я спрашивала, почему мне так больно, почему это как… агония.
«Мир прощается с одним из своих детей. Связи рвутся», — ворвался в сознание голос Тинай Иссо. — «Ты к нему привязана, потому тоже чувствуешь».
Я не ответила. Я только до боли сжала зубы и пошла заниматься делами дальше. Мы бегали до позднего вечера, пока не явился Лирвейн, который просто меня усыпил и утащил в постель. Добровольно я идти не хотела.
Утро началось во дворце, и с голоса Мариоль.
Через два часа коронация…
Эти минуты похоронным набатом отсчитывались в моей голове.
Пока фрейлины занимались моей внешностью, я мысленно потянулась к Лиру, который контролировал всю операцию по перехвату. Все данные стекались к нему.
«Он приехал?»
«Нет», — почти сразу пришел краткий ответ.
Ладонь вдруг обожгла боль и, опустив взгляд вниз, я с отстраненным удивлением заметила, как на светлый ковер упало несколько капель крови. Так сильно кулаки сжимала…
Девушки вокруг заохали, забегали, обрабатывая ранки и причитая, что нельзя до такой степени волноваться.
Я лишь улыбалась и кивала, как болванчик.
Белье, нижние юбки, роскошное платье цветов императорского дома. Синий с серебром. Как же… многозначительно!
Мой выбор. Синий.
Как же так, господи, как же так?!
Не должно было так быть! Нельзя было…
Но сердце и дух отзывались протестом на эти мысли, а серебряные узы малыша связывали, как паутина. И я… думала о них. Улыбалась и чувствовала, как меня топит в нежности, как хочется взглянуть в серые глаза любимого мужчины, как хочется взять на руки младенца. Не думала об осени, о море, и том счастье, которое всегда ощущала, когда мы были рядом.
За меня всё решили.
И я не против. Я просто физически не могу быть против!
— Вы готовы… — раздался голос старшей фрейлины.
Да... я готова.
Стройная девушка в отражении была бледна, как никогда.
Но сегодня мне это шло. На плечи опустился Императорский плащ.
— Пора.
И я развернулась, ощущая, как на губах появляется отстраненная улыбка, и вышла из своих комнат. За мной двинулись придворные дамы.
Коридор.
«Лир?»
«Нет… его нет!»
Создатель, сжалься!
Пожалуйста, неужели я так много прошу? Я подчиняюсь твоей воле, я не иду против судьбы, я делаю всё, что могу…
Будь же милосерден!
Я не могу позволить ему умереть!
Анфилада, галерея, пронзенная солнечными лучами. Стук каблуков по мрамору. И нет вестей…
Двери тронного зала на горизонте.
«Лир!»
«Нет…»
Ноги уже едва держали.
Я не знаю... не знаю, почему! С одной стороны, он может и вообще не явиться на коронацию, а с другой, меня почти трясло от дурного предчувствия.
Двери распахиваются и я захожу, ступая по синей дорожке… и чувствую вспышку изначальной магии.
Это такая наглость, телепортироваться прямо в тронный зал. Притом, недалеко от этого самого трона… на своё место.
Увидев Рыжа, меня сначала затопила волна искристой радости, а потом тяжестью рухнуло осознание.
Уходи! Уходи, душа моя! Суть моя, сердце мое.
Тебе нельзя тут находиться.
Он… немного встрепанный, видимо, второпях одевался, и такой невыносимо родной, что у меня глаза становятся влажными, и я кусаю губы, чтобы не допустить слез. «Аля… поздно. Он на виду всех. Мы ничего не можем сейчас сделать, разве что потом… подменить тело или ещё как».
Я не ответила, не дрогнула, не обернулась, хотя там, за спиной был отец моего ребенка, тот, кого я любила.
А впереди — тот, кого я не хотела терять. Тот, от которого сердце всегда сладко ныло, с кем было тепло и спокойно.
И наш мир рухнул.
Я уже на осколках, а Рыж ещё об этом не знает.
Придворные, склоненные в поклоне, улыбающаяся Надин, великолепный зал, искрящийся, переливающийся и безмерно прекрасный.
И он… и шаги.
Мои шаги.
Я ждала, я каждый миг ждала удара, того, что кто-то выступит, вмешается, оборвет мне всё.
Но… тишина.
Тишина, пока я поднимаюсь к тронному возвышению, тишина, пока говорит первосвященник. Я даже не понимаю, о чём… меня трясет.
И меня коронуют.
Всё как в тумане.
Тяжесть императорского венца на голове, скипетр и держава в руках, и я опускаюсь на трон.
И вот тогда… замерший маховик начинает раскручиваться!
Подходят Синие и Белые.
Ингрид Вьюжная так и светится самодовольством, и я понимаю… и вспоминаю. Адис Вермен был её фаворитом. И он уже мертв. А что, если женщина его любила? Она мстит! Той же монетой.
Любимый за любимого.
— Ваше Величество, — склоняются они. — Можно ли говорить?
— Говорите, — падает моё слово. Хотя всё, чего я хотела — это заткнуть их навечно.
— Мы просили бы позвать Палача Стихий, — продолжает улыбаться надменная блондинка. — По обычаю, вы не можете нам отказать в этом, не так ли, Лорды?
— Палач, — зову, одновременно дергая связывающую нас нить.
Пространство расступается и выходит он. Кланяется мне, кивает придворным.
— Высший судья, справедливейший, — почти мурлычет Вьюжная. — Знающий всё.
— Вам есть что сказать, кроме общеизвестных истин? — вскидываю бровь и, не выдерживая напряжения, прячу одну руку в складках платья, чтобы с силой сжать ткань.
— Тогда я обвиняю Евграна Пламенеющего в государственной измене! — выкрикивает Ингрид, и выходит на постамент, передав Люциану папку с документами. — Вот доказательства.
— Принято, — глухо откликается Туманный. — Уберите бумаги, они мне не нужны. Я.. подтверждаю вину Пламенеющего.
«Люциан! — рычу я по связи. — Ты что творишь?!»
«Я не могу лгать в этом облике, — отзывается Палач. — И, поверьте, сейчас желаю уметь это не меньше вашего!»
Всё… мир осколками.
Я почти слышу, как хрусталь разбивается о камень.
Вокруг какой-то шум, выкрики, волнение… а я сижу.
— Императрица, ваши действия? — едко спрашивает один из Белых.
Я поднимаю на него глаза, желая лишь одного: уметь убивать взглядом.
Но... что мне делать?!
