Веля ревела раненой волчицей, практически таща на себе войника, останавливалась только для того, чтобы протереть грязной ладошкой глаза: хотя глаза ее были сухими, перед ними то и дело повисала какая-то серая пелена, сквозь которую мир расплывался и терял очертания.
— Ну почему все так? — шепотом спрашивала Велимира, хотя хотелось кричать в голос, — почему они не могут оставить нас в покое?
Сколько еще по времени продолжалась эта попытка убежать и выжить — никто не знал. А потом их все-таки настиг собачий лай и грозный крик прямо над ухом:
— Бросить оружие, руки за голову!
Веля хотела было вскинуть руку, как ее учил Дарен, но тут, как назло, потеряла сознание.
* * *
— Эй… — Яромир аккуратно хлопал девушку по щекам.
Ждан на пылинкуу перестал ходить из угла в угол и хмуро проговорил:
— Ты еще поцелуй ее, принц недоделанный.
— Завидно? — не смотря на него, ответил шатренец.
Парень фыркнул:
— Было бы чему завидовать! Я хотя бы не изгнанник.
— А я не бегал из армии.
— Ты намекаешь на то, что я трус? — сжал кулаки Ждан.
— Я не намекаю, я тебе это прямым текстом говорю. И вообще, ты мне мешаешь. Лучше бы воды попросил, хоть какую-то пользу принесешь. Кружка у стены.
— Да пошел ты!
— Только после тебя.
Парень сплюнул и, все-таки подхватив кружку, стал вымещать свою нерастраченную злость на прутьях решетки.
— Эй! Дайте воды! Слышите? Мы хотим пить! — но ответа так и не пришло, охранник, сидящий у двери, даже не повернул головы, лишь перелистнул лист газеты и уткнулся в очередную статью, — да оторвет кто-нибудь свою задницу от стула, наконец?!
По тюремному коридору, едва освещенному сильно коптящими факелами, понесся жуткий дребезжащий звук, вызвавший большое недовольство среди сброда, забившегося по углам камер. Треньк-треньк-треньк… Слух это треньканье резало жесточайшим образом. И вполне предсказуемым было следующее событие: в конце концов, Ждан добился только того, что кружку у него отобрали, да еще пригрозили отбить все мужское, что у него имеется. Хотя, к каким-то результатом его действия все же привели: от громкого стука очнулась Велимира.
— Как ты? — спросил явно повеселевший Яр.
Но девушка его восторгов не разделяла: увидев его над собой, она застонала, а потом жалобно констатировала:
— Нас все-таки повязали. Всех.
— Да, — буркнул Ждан из дальнего угла, стараясь не показать, как он рад, что с подругой все в порядке, — влипли мы в это… кхм, — он поправился: — в общем, влипли.
Шатренец кинул в сторону парня недовольный взгляд, но ничего не возразил, лишь вздохнул:
— К сожалению. Правда, нам повезло куда больше, чем ты думаешь: это сделала стража его кралльского величества. Так что, если тебя это обрадует, в столице мы все-таки оказались.
Веля села на полу и поджала губы: радовало это мало, потому как в столицу она ехать вообще не хотела, чувствовала ведь, что этим кончится! А они не послушали. Молчала девушка где-то с волну, а потом все же рискнула спросить:
— А что с Дареном?
Яромир тут же помрачнел, и девушка уже приготовилась к самому худшему, но шатренец лишь тихо кивнул куда-то назад, за ее спину:
— Еще жив, — и, помолчав, спросил: — у него хоть шанс есть?
Велимира оглянулась.
— Шанс есть всегда. Из любого тупика ведет какая-нибудь мелкая тропинка… Просто ее не всегда видно.
— Ты видишь?
Девушка вгляделась в бледное лицо войника и чуть слышно вздохнула:
— Вижу.
Яромир внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, что же означает этот вздох: то, что ей не хочется лечить Дарена, или все же то, что она ему солгала? Хотя, с другой стороны, зачем ей это?
— Вель, если он был с тобой груб, это не оттого, что он…
— Я знаю.
— Что ты знаешь? — насторожился Яр.
— Все. Только не спрашивай, откуда. Тебе это не нужно.
— Не буду, — согласился шатренец, и сам не особенно любивший тайны, от которых дурно попахивало, — так ты сможешь?..
— Не знаю, — перебила его Велимира, — я никогда не пробовала… Но я могу попытаться.
— Попытайся, пожалуйста, — кивнул Яромир, — если тебе нужно чем-то помочь…
Веля мягко улыбнулась и сказала:
— Не надо, лучше отойди. Зрелище будет не из приятных, — но, подумав, все-таки попросила: — хотя вода была бы не лишней…
Яр кивнул и пошел в другой угол камеры, откуда видна была спинка стула охранника, торчащая из-за угла.
Когда-то давно, казалось, в другой жизни, Дарен только усмехался на то, что рассказывали смертельно больные или раненные люди, которых удавалось вытащить из смертельных объятий Моарты. Боги, помилуйте, какие Тоннели, какие Лабиринты? Если Нить оборвалась — то все, больше ни человека, ни души не существует, а списывать обыкновенный бред изможденного организма на божественные происки просто глупо. Зачем богам устраивать испытания для души, когда та просто не сможет вернуться в искалеченное тело?
Еще неделю назад войник бы рассмеялся в лицо любому, кто предсказал бы ему такую чушь. Но сейчас он пребывал в полной растерянности, оказавшись в тесном помещении два на два локтя. Темно было — хоть глаз выколи.
"Что за дрянь? — с досадой подумал Дарен, — даже умереть спокойно не дают…".
После этих мыслей он обнаружил, что сам сидит на полу, но в четырех стенах было так темно, что он ничего, абсолютно ничего не видел.
— Ладно, — пробормотал войник, утешаясь тем, что хотя бы может говорить, — попробуем так…
Он, не спеша, стал ощупывать стены руками, двигаясь снизу наверх. На ощупь они были сделаны из камня, но тот был идеально гладким, без трещин и зазоров, будто в цельном куске сделали квадратную дырку. Но такой кропотливый труд, как Дар и ожидал, ничего не дал: в этом каменном мешке не было ни единого намека на дверь. Тогда войник запрокинул голову наверх и прокричал:
— Эй, есть там кто-нибудь?!
Крик улетел куда-то наверх, но тут же будто бы был поглощен стенами, даже эхо не вернулось.
— Вот дьябол, — Дар в сердцах стукнул кулаком по стене.
Но никакой боли не почувствовал, что являлось еще одним доказательством того, что он точно не в мире живых. Это окончательно вывело войника из себя и он проорал в пустоту:
— Эй, Моарта! Ты меня слышишь? Спускайся, развлечемся!
Ему показалось, где-то вдалеке кто-то тонко рассмеялся, но, прислушавшись, Дарен ничегошеньки не услышал и вскоре пришел к выводу, что либо над ним так изощренно издеваются, либо он просто сошел с ума, и на самом деле лежит в каком-ибудь лазарете в смирительной рубашке.
