— Нет, — решительно ответила Медеан. — В этом случае ни о каких сделках не может быть и речи. Ребенок должен быть моим и только моим, его не должны связывать никакие другие узы.
И тут поднял голову Калами. Он тогда казался Медеан очень странным — смуглый человек среди белокожего двора, пара черных глаз среди голубых. Калами занял этот пост совсем недавно, после того как Туукос согласился подписать мирный договор, и Медеан еще не слышала от него и пары слов, с тех пор как он присягнул ей на верность.
— Есть один способ, Императрица, — спокойно сказал он. — Я берусь это устроить.
И вот тогда Калами отдал Медеан свой первый приказ, и она повиновалась, отпустив двух других чародеев, чтобы разговаривать наедине.
— Я наложу заклятье, — сказал Калами. — А вы должны будете выбрать себе супруга, выйти за него замуж и совокупиться с ним в первую брачную ночь. И тогда через девять месяцев вы произведете на свет сына. Но учтите, императрица, через те же самые девять месяцев ваш супруг, кто бы он ни был, заболеет и умрет.
Помнится, Медеан уже тогда отнеслась к этому условию совершенно спокойно. Только слегка удивилась про себя, как легко она согласилась принести человеческую жизнь в жертву государству.
— А как это делается? — спросила она, сощурив глаза. — Я что-то не слыхала о таком заклятье.
Калами в ответ едва заметно улыбнулся:
— Таким вещам в Изавальте не учат. Я узнал об этом заклятье на Туукосе. Но если Ваше Императорское Величество доверится мне, у вас будет сын.
Медеан встретила взгляд темных глаз Калами и невольно залюбовалась его горделивой осанкой.
— Если я выберу себе супруга, это будет человек из знатного и благородного рода, — сказала она. — И раз уж ему суждено умереть, подозрение не должно пасть ни на меня, ни на тебя.
Калами ответил, не отводя глаз и не колеблясь:
— Никаких подозрений не будет, Ваше Императорское Величество. Даю вам слово.
Вот так Медеан вышла замуж во второй раз. Супругом императрицы стал Джесиф, сын Осипра, внук Истока, лорд-мастер волости Есутбор. Это был стройный человек с тонкими изнеженными руками. А вот лицо его как-то стерлось из памяти Медеан. Все вышло так, как и предсказывал Калами. После первой же брачной ночи Медеан понесла, а через девять месяцев благополучно разрешилась от бремени. Бедняга Джесиф тем временем скончался после продолжительной болезни. И пока Медеан мучилась родовыми схватками, Калами на Тайном совете разоблачал заговор троих лордов. Он даже назвал яд, который явился причиной болезни Джесифа, но, само собой, было уже слишком поздно, и спасти жизнь супруга императрицы не удалось.
Трое лордов-заговорщиков были повешены на крепостных стенах городов, которыми они правили при жизни. Медеан порылась в памяти, но так и не смогла припомнить их имена. Когда ей сообщили об их смерти, она держала на руках Микеля, будущее Изавальты, и все остальное не имело никакого значения.
Слезинка скатилась по щеке Медеан. «Прости меня, сын, — мысленно обратилась она к Микелю. — Когда твоя душа воссоединится в Землях Смерти и Духов, ты поймешь и простишь меня».
Бриджит очнулась не сразу. Сначала она почувствовала запах горящего угля. Потом ощутила тепло: дрожащий жар пламени справа и слева и мягкое, обволакивающее тепло ватного одеяла.
А еще она услышала, как потрескивает огонь в очаге, как где-то далеко завывает ветер, как поскрипывает рассохшееся дерево.
Но глаза Бриджит все еще не открывала: боялась увидеть лис. После того как на нее напали вороны, ей снились лисы — огромные и пушистые, целые зловонные толпы зеленоглазых и острозубых зверей. А еще — кровь. Они истекали кровью, эти лисы, и она заштопала их при помощи иголки и нитки, словно старые чулки.
Странные сны. Страшные сны. Только бы не увидеть их снова… Как хорошо было бы сейчас оказаться дома, проснуться — и увидеть свет маяка и знакомые с детства опасности Верхнего озера.
«Но раз ты не хочешь видеть сны, — сказала какая-то далекая, рассудительная часть сознания, — почему бы тебе не открыть глаза?»
— Все хорошо, Бриджит, — произнес ласковый голос где-то совсем рядом. — Можешь просыпаться. Ты в безопасности.
Свет, пробивавшийся сквозь закрытые веки, сделался ярче, и мысль о возвращении в темноту, пусть даже во внутреннюю темноту сна, показалась Бриджит невыносимой. Она с трудом разлепила веки.
Оказалось, что она лежит на спине, а над ней — голубой бархатный балдахин, укрепленный на четырех опорах. Вокруг кровати были расставлены резные раскрашенные ширмы, и Бриджит не могла увидеть остальную часть комнаты. Тепло, которое она почувствовала при пробуждении, исходило от четырех жаровен, полыхавших ярким огнем. И покрывало, которым Бриджит была укрыта, и пуховые подушки, и перины, на которых она лежала, были сшиты из такого же небесно-голубого бархата, что и балдахин. Так что кровать была прямо-таки королевская. А может, и императорская…
Эта мысль молнией озарила разум Бриджит, и на нее со всех сторон нахлынули воспоминания. У Бриджит перехватило дыхание, все это было на самом деле! И вороны, и лисы, и слова Сакры о маме, и танец, которым она сплела себе свободу, и то вдохновение, которое переполняло ее, когда она зашивала раны троих людей, понимая, что это всего лишь лисы в человеческом обличье, и все равно наслаждаясь тем, что делает…
— Тише, тише, Бриджит. Все хорошо.
Чьи-то руки обняли ее за плечи, и она увидела лицо Вэлина.
— Нелегкая получилась дорога, но теперь все позади, — произнес он, поддерживая ее руками и взглядом. — Ты в императорском дворце Выштавос, в полной безопасности.
Бриджит с трудом сглотнула. Горло саднило от сухости.
— Правда? — хрипло произнесла она. — Ты уверен?
Вопрос прозвучал ужасно глупо и по-детски, но Бриджит необходимо было его задать.
— Даю слово. — Калами протянул ей деревянный кубок, и Бриджит с благодарностью выпила воду. — Вокруг надежные стены из камня и стальные клинки друзей. И я. Так что тебе нечего бояться.
— Даже себя самой? — невесело засмеялась Бриджит сиплым дрожащим смехом. — Даешь слово?
Калами мягко улыбнулся:
— Единственный твой враг — отсутствие магических знаний и опыта. — Он провел пальцем по краешку одеяла. — Всю жизнь тебя сковывали тяжелые цепи, а потому ты не знала своей истинной силы. Теперь, освободившись из-под гнета, ты чувствуешь эту силу, но пока что не понимаешь. С пониманием придет и самообладание, и тогда ты поймешь, что бояться себя не стоит.
Бриджит слушала рассеянно: она пыталась распутать клубок воспоминаний, расставить по местам все то невероятное и невозможное, что ей довелось увидеть и услышать.
