Вместо этого головной «спасатель», широкоплечий и кривоногий, проскочил совсем рядом, едва не сбив богатыря с ног.
— Все мое! — визгливо бросил кривоногий на ходу. — И рабы, и кони, и груз!
— Какие «рабы»? — спросил Антошка у Ферлиха. — Где он их здесь увидел?
— Рабы — это мы. — Колдун несколько съежился. — Береговой закон. Что на берег вынесло, то принадлежит его владельцу.
— Что?! — Ни один герой никогда не отличался законопослушностью. Антошка просто не был исключением. — Я им сейчас таких рабов покажу!
Он резко выставил в сторону ногу. Несшийся вторым абориген споткнулся и полетел вперед. В падении он выпустил из рук и топор, и факел, но на лету попытался сорвать с героя его бесценный плащ из драконовой шкуры.
Такой наглости Антошка стерпеть не мог никак.
Из горла вырвался богатырский рык. Верный меч покинул ножны, сверкнул и обрушился на очередного грабителя.
— Бей местных! — проорал Иванов.
— Наших бьют! — немедленно заорали в ответ местные.
Антон подтвердил их крик, бросившись в самую толпу.
Им бы прибежать на часок раньше, пока герой набирался сил после трудного путешествия. Может быть, и удалось бы связать спящего, бросить в очередную темницу.
Сейчас Антошка не спал и в темницу не хотел. Имел возможность убедиться, что ничего хорошего там нет и быть не может. Темно, голодно, и вообще на воле определенно лучше.
Однако врагов было несколько многовато даже для героя. Со всех сторон мелькали топоры, а кое-кто из наиболее коварных пытался поджечь Антошку факелом. На их беду, одежда Иванова еще не просохла и загореться не могла. А вот бородку чуть подпалить удалось. Антошка мельком коснулся ее рукой, убедился, что пострадала его красота, и вконец озверел.
Теперь на пощаду не мог рассчитывать никто. Иванов не заметил, кто именно поработал бездарным цирюльником, и теперь рубил направо и налево всех, кто оказывался в пределах досягаемости.
— Сзади!
Кто кричал, Антон не понял. Так же как не понял, относилось это к нему или к кому другому. Но мышцы сами прореагировали на крик, бросили тело в сторону. Не их вина, что тело споткнулось и полетело на прибрежную гальку.
Но, судя по всему, последний час Антошки еще не пробил. Перед глазами героя отнюдь не проходила вся его многотрудная жизнь: светлое детство, мечтательная юность, долгое ожидание ТАМ, именуемое знакомыми почему-то бездельем, бессчетные подвиги ЗДЕСЬ. Вместо мелькания былого было странно замедленное настоящее. Фигура аборигена в грубых шкурах, секира, плавно опускающаяся прямо на шею. И словно во сне не хватало сил, чтобы хоть немного сдвинуться с места, уйти с траектории опускающегося лезвия.
Раз герой не может спастись сам, ему на помощь приходит судьба. На этот раз в виде подскочившего к аборигену Джоана.
Молодецким ударом оруженосец пырнул несостоявшегося убийцу в спину. Секира чуть отклонилась от смертоносного пути, высекла искры совсем рядом с Антошкиной головой, и тяжелая туша аборигена грузно рухнула на Берендейского князя.
Нельзя сказать, что приземление прошло бесследно. Из Антона едва не вышибло дух, а удар головой прямо в лицо едва не лишил героя сознания.
Антошка кое-как отодвинул противника и при свете затухающих искр увидел, как на оруженосца обрушилось сразу трое грабителей.
Бедному Джоану пришлось туговато. Он еще не был посвящен в герои, и потому шансов отбиться от троицы у него было немного.
Единственный его шанс все еще лежал на камнях и переводил дух. Если бы Джоан не был так занят и мог его поднять, дело другое. А так Антошке пришлось кряхтя напрягаться самому.
— Отомщу, будь спокоен, Джоан, я за тебя отомщу, — бормотал Иванов, нащупывая меч.
Слово героя — крепче стали. И не вина Антона, что он не смог его сдержать.
Топоры взвились над несчастным Джоаном, и в этот миг в драку вмешался еще один человек.
С каким-то отчаянным рыком он молнией налетел на нападающих и махнул мечом так, что разрубил одного из грабителей в поясе на две части. Перерубленный выпустил занесенный топор, и тот вонзился в плечо соседу. Последний из троицы круто развернулся, и Антошка увидел, как лезвие меча выскочило у него из спины.
Появление нового героя заставило Иванова вскочить на ноги. Что ни говори, подобное поведение трудно назвать товарищеским, и Антон от всей души хотел покрыть доброхота крепкими словами.
Не покрыл. Слова застряли в горле, когда оказалось, что спаситель Джоана никакой не герой, а всего лишь поэт. Покрывать же поэта — себе дороже. Слова — это его стихия.
— Ты даешь!.. — только и вымолвил Антон, следя, как Ольгерд пытается вытащить застрявший в чужом теле меч.
Меч не поддавался, и Олегу пришлось упереться ногою в труп. Он рванул изо всех сил, и тут клинок выскочил наружу, а его владелец полетел на спину.
Иванов обязательно бы посмеялся над уморительной картиной, если бы ему дали это сделать. Но аборигенов вокруг носилось еще много, и пришлось веселиться другим, более геройским, способом.
Антошка рубанул одного, пронзил второго и почувствовал, как полегчало на душе.
Тут на него опять навалилась целая толпа, и стало не до тонких переживаний.
Свистел разрезаемый лезвиями воздух, глухо бился металл об металл, кто-то надсадно хрипел, кто-то тихонько ругался. Ласкающая слух симфония славного боя.
А потом вдруг ударила молния среди ясного неба.
Ударила отнюдь не в фигуральном смысле. Полыхнуло, а затем громыхнуло так, что ослепило глаза и заложило уши.
— Всех перебьем! — заорал Антошка.
Уж он-то быстро сообразил, что кому-то из магов удалось сотворить соответствующее заклинание.
— Перебьют! — сквозь вату в ушах донесся истошный крик, и уцелевшие разбойники рванули прочь с такой скоростью, что преследовать их было бесполезно.
Даже если бы под одним местом оказался верный конь.
Герою не пристало благодарить или хвалить кого-либо. Напротив, и благодарить, и хвалить должны только его. Но и обойти помощь Джоана полным молчанием показалось Антошке несколько несправедливым. Он наскоро перебрал в уме подобающие случаю фразы. Одни показались напыщенными, другие принижали собственные достоинства. К счастью, в распоряжении Иванова было универсальное слово, годное на все случаи жизни.
— Молодец!
И подтвердил эту оценку богатырским хлопком по плечу оруженосца.
На Джоане был неизменный панцирь, поэтому ладонь себе Антошка отбил. Что до оруженосца, то тот вообще отлетел в сторону и непременно бы упал, если бы его не поймал Ольгерд. Да не просто поймал, а прижал к себе, словно сам тоже был обязан Джоану жизнью, хотя Антошка видел, что все было с точностью до наоборот.
