Ознакомительная версия.
Холод начал прихватывать за плечи, босые ноги Зиди и вовсе не чувствовал, но продолжал рассекать звериную плоть, вышептывая колдовские присказки, обещая что-то то ли лесу, то ли безмолвным богам, то ли самому себе.
Содрал кусок коры с толстого ствола, приложил ладонь, прислушался, почувствовал занимающийся сон, дождался, когда блеснет застывающий на морозе слабый сок. Вырезал у белки сердце, приложил к собственной груди, к коже, рассеченной ножом, по обнаженному стволу провел, в корни сгусток остывающей плоти бросил. Принимай жертву, лесной великан! Прости, что сон твой прервал, выбора нет у сына баль. Белка, как и всякий зверь лесной, частью тебя была, так прими ее как возвращение к твоим корням унесенной ветром хвои. Прими силу дикого зверя да поделись силою с сыном баль. Все одно твоя сила тебе до весны не понадобится, теперь тебе только сон нужен. Так он к тебе вернется немедленно, а если думаешь, что наглец и урод полуживой слов правильных не знает, к сокам твоим прислушаться не может, так слушай же сам. Слушай и определяйся. Баль договор с лесом блюдут, а если покинули тебя, великан, и братьев и сестер твоих, так не от избытка лесного, а от войны уходя. Поделись силой, великан, бодростью ненужной тебе поделись, а взамен возьми не только жертву, но и кровь баль.
Зиди пришел в себя перед рассветом. Привычно почувствовал сквозь утреннюю тьму, что Аилле подобрался к невидимому горизонту и уже готов превратить черное небо в серое, а затем разогнать непроглядный сумрак у древесных корней. С трудом содрав с плеч успевшую за половину ночи окаменеть и присохнуть к коже шкуру белки, Зиди выбрался из-под притихшего дерева и принялся разминать застывшее тело. Холодными искрами на коже начали таять снежинки. Что ж, боль никуда не делась, зато легкость появилась. Давно он так не чувствовал себя. Пожалуй, с того дня, как вызвал его к себе Эмучи, прямо в мглистый распадок к хижине недалеко от храма. Кажется, если разбежаться да взмахнуть руками – взлетишь! Вот она – легкость. Правда, потом, через несколько дней, придется валяться дня три или четыре со страшной болью, но ту боль будет легче перенести, чем очередную сотню плетей от Седда Креча. Хотя теперь, если что, плетьми от тана уже не отделаешься. Теперь и смертью не отделаешься. Только думать о смерти не получается, когда тело так тебя слушается. Именно эта легкость и нужна. Сила-то не пропадет – бросишь в живот нехитрой еды, вот твоя сила и опять в твоем распоряжении. Только легкость нужна, а она здесь. И еще кое-что, но это потом потребуется. Правда, внутри что-то не так. Ну конечно, злость на самого себя. На кого еще злиться охотнику, если он превращается в добычу?
«Ладно, – прошептал Зиди, подхватывая с разлапистой ветви горсть снега и начиная растирать тело, – охота еще не закончена!»
Утренний морозец даже не пытался прилипнуть к обнаженной коже. А Зиди, притоптывая и разминая ногами задубевшую шкуру, уже натягивал на себя нехитрую одежду. А что, по всякому на охотника похож! На очень неудачливого нищего охотника, которому впервые в жизни повезло, потому что опасный зверь подставился под его стрелу. Вот только шкуру этого зверя девать-то и некуда, а она сама по себе лучше всякой маскировки.
Не дымком ли попахивает с востока? Зиди втянул морозный воздух, свернул добычу, закинул на плечо и двинулся в сторону дыма.
Деревенька стояла на лесной опушке. Десяток бревенчатых домишек кривой улицей спускались то ли в овраг, то ли в лесную падь. Снег еще не успел присыпать черные коньки крыш, над трубами курился дымок, но на дороге, выбегающей в сотне шагов из молодого подлеска и разрезающей деревню вдоль, Зиди ждали. Может быть, и не его ждали, но только переминались с ноги на ногу да похлопывали крепкими ладонями по поясам с заткнутыми за них топорами сразу четверо крепких лесовиков.
«Неужели корепты? – удивился Зиди. – Точно, они. Никто больше не носит таких зипунов, что скрывают колени. Никто больше не шьет таких огромных шапок из шкуры серого медведя. Чего же они забыли здесь, в скирских землях? Или их сам Седд Креча привечает?»
– Эй! – зычно окликнул Зиди самый высокий из лесных жителей. – Кто таков? Куда путь держишь?
– Куда ноги несут! – буркнул баль, смело направляясь к ожидавшим. – Или не видишь?
– Охотник, что ли? – недоверчиво переспросил здоровенный детина, перебирая пальцами спутанную рыжую бороду.
– Неужели не похож? – Зиди подбросил плечом шкуру белки.
– Если на дичь посмотреть, то очень похож, – кивнул детина. – А если на тебя глянуть, так какой ты, к лесным духам, охотник? Лук у тебя справный, а вот копья или пики вовсе нет. Кто же на охоту с мечом ходит?
– Это разве меч? – Зиди сплюнул в грязный снег и потянул из ножен зазубренное лезвие.
– Меч не меч, но и не пика. – Рыжий расправил бороду. – Докладывай, кто такой, а то сейчас к старосте потащу.
– Не потащишь, – ухмыльнулся Зиди.
– Это почему же? – оторопел от такой наглости рыжий.
– Потому как ты староста и есть. – Баль ткнул пальцем в кошачью лапу, висевшую на груди мужика. – Или ты думаешь, что я глаз не имею? Это я в вашей деревне первый раз, а так-то по лесам не первый год хожу.
– И что ж ты, смельчак, в лесах наших забыл? – цыкнул зубом мужик.
– Уж и сам вопрос этот себе задаю. – Зиди сбросил шкуру на снег. – Ты посмотри, какая тварь у вас завелась, я в жизни таких здоровых не видел, едва не закусила мной! Вот мой ярлык.
Ткнул баль рыжему в нос деревянную бирку, мешок с солью на шкуру опустил.
– А что пешком? – примиряюще почесал затылок староста и с вожделением пощупал мешок. – Соль – это хорошо. Да только вряд ли кто тебе цену даст. Месяц назад торговец из Борки был – кому надо, уже прикупили себе. Надобность не отпала еще, но не очень-то у нас с монетами.
– Пешком потому, что лошади у меня нет, – пробурчал Зиди. – Врать не буду, пропил я лошадь. А как в голове прояснилось, жалеть о том поздно стало. И пики потому нет. Впрочем, я охотник по случаю. И не до монет мне пока. Как у вас с меной? И шкуру бы сдал, и соли бы отсыпал, лишь бы едой разжиться да одежонку обновить! Если в цене сойдемся, я к вам часто заглядывать стану. Хеддом меня кличут, – добавил Зиди, вспомнив самую распространенную в Скире собачью кличку.
– С меной у нас очень хорошо, – обрадовался староста. – Только меняться будешь со мной, по дворам нечего шататься. Панкеем меня кличут. Я тебе и еды дам, и обогреться устрою, внутри и снаружи! Да и одежонку посмотрим. Давайте-ка, молодцы, приглядывайте пока тут без меня.
Всю дорогу до избы Панкей не закрывал рта. Уже на втором десятке шагов Зиди узнал, что деревенек таких вокруг Вороньего Гнезда десятка полтора, что есть и бальские, и корептские, и сайдские, потому как тан Креча хоть и бездетный, но с головой. Не только землю под поселения выделяет и по первости сборами не давит, но и защиту дает.
Ознакомительная версия.
