Разгневанный рыцарь обратился к своему графу — Дарберну Ларскому, а тот тотчас же пошел к брату. Сашка не сразу понял, что натворил его оруженосец, но Дар объяснил ему возможные последствия. Дело — то очень серьезное. И вовсе не в том, что дело молодое и происходившее по взаимному согласию. Статус — вот в чем была серьезная проблема. А теперь и бесчестье отца.
— Понимаешь, он же простолюдин. А это одно из самых серьезных оскорблений. Даже если рыцарь Смарут накажет обидчика, казнив его, бесчестье останется. Теперь девушке никогда не выйти замуж. Разве что за простолюдина, а это новое бесчестие для семьи.
— А если парень дворянин или, скажем, баронет?
— Бесчестья крови уже нет. Но она потеряла девственность, и теперь выйти замуж будет очень сложно. Но для семьи бесчестья нет.
— Ах, паскудник!
— Оруженосца отдавать на казнь тоже нельзя. Урон твоей чести.
— Да ты что?! На казнь? Неужели ты так подумал?
— Нет, но…
— Я скорее себе руку отрублю, чем Лешку им отдам. Но все равно он паскудник.
— Паскудник, — согласился Дар. — А делать — то что?
— Если я ему дам дворянство, то как там будет с рыцарской честью?
— Честно говоря, не знаю. Когда твой оруженосец всё делал, то был простолюдином…
— Мало ли кто кем был. А раньше он и вовсе был рабом. Я, кстати, тоже. Бывший раб, а теперь граф.
— Но у тебя моя кровь. А у девчонки теперь кровь простолюдина.
— А вот этого не надо. Когда мы породнились, то и тебе досталась моя кровь, а я тогда был тоже простолюдином.
— Мужчина не женщина. Статус женщины считается по мужчине. А девчонка, получается, теперь простолюдинка, раз согрешила с простолюдином. Кем сейчас или завтра будет твой Лешка, уже не важно, ведь ее отец встречаться им больше не даст. И позор останется.
— Не даст, говоришь… Ей замуж теперь не выйти?
— Не выйти.
— Ладно, решим иначе.
Сашка позвонил в колокольчик и вошедшему слуге приказал найти и доставить оруженосца.
Через некоторое время вбежал, немного запыхавшись, Лешка.
— Вот погляди, Дар, какой у меня оруженосец. Опять по девкам шлялся?
— Милорд…
— Отвечай, паскудник.
— Милорд… я…
— И где твоя смелость? Как благородных девиц бесчестить он смел, а как отвечать, так заикается. Что там у тебя с дочерью рыцаря?
— Какого рыцаря?
— Так ты не с одной рыцарской дочкой спишь? Негодник!
— Милорд… Я…
— Молчи! А знаешь ли ты, что ждет простолюдина за то, что он обесчестил аристократку? Казнь. Или в лучшем случае продажа в рабство.
— Как в рабство?
— А так. Вот милорд предлагает тебя казнить, а я жалею, говорю, что лучше в рабство, чем в петлю. Только придется тебя отдать хаммийцам, подальше от рыцаря Смарута. А то, не ровен час, перекупит тебя и повесит. В Хаммии, конечно, не сладко, но лучше там, чем в петле.
— Милорд…, — Лешка только испуганно хлопал глазами.
— Что, испугался? А дело — то серьезное. Серьезнее некуда. И защитить тебя не могу — задета честь аристократа. Да и желания не имею.
— Я же не знал…
— А что ты знал? Чем ты думал? Вот этим? Может быть тогда это отрезать? А? В Хаммии отрежут.
— Не надо… пожалуйста…
— Не надо, пожалуйста, — Сашка передразнил Лешку. — Сколько мне можно тебя выручать? Скажи: сколько? И почему я обязан это делать?.. Значит, так. С рыцарем я переговорю, и если он согласится — радуйся, что есть мочи.
— Спасибо, милорд.
— Спасибо? Ты еще не знаешь, о чем я собираюсь говорить со Смарутом. Буду просить, чтобы он отдал дочь тебе в жены.
— Как?..
— Мужем станешь, шляться перестанешь. А если не перестанешь, то пойдешь в Хаммий, а там с отрезанием. Понял?
— Я… я…
— А ты что думал? Что просто так всё? Нет, сумел набедокурить, теперь — отвечай. Ну так что? В Хаммий или с девицей в Храм Клятв?
— В Храм, — обреченно ответил Лешка.
— Это еще, если рыцарь согласится. Пока иди.
Когда Лешка вышел, Дар, молча наблюдавший всю сцену, спросил Сашку:
— А про дворянство почему не сказал?
— Обойдется. Жирно сразу всё. Вот рыцарь согласится, тогда и скажу. Как считаешь, согласится?
— А куда ему деваться? Дворянин, оруженосец у графа — хорошая партия для дочки.
— Вижу что хорошая. Негоже так дворянствами разбрасываться, их заслужить надо. Но ничего, еще не раз Лешка вспомнит, когда будет отрабатывать дворянство. Но сначала, до свадьбы накажу. Заслужил, паршивец.
— Плетьми?
— А после он месяц будет скорченным ходить? А отрабатывать дворянство когда? Да и поход против мятежников скоро. Нет, раз по — мальчишески нашкодничал, по — мальчишески и наказан будет. Розгами. Так даже обидней. Сидеть неделю не сможет. А потом дворянство и в Храм Клятв.
А теперь предстояло встретиться и поговорить с обиженным отцом юной прелестницы. Рыцарь ждал возвращения милорда Дарберна, а тот вернулся вместе с братом.
— Милорд, мой оруженосец совершил отвратительный поступок. За это я его сам лично сегодня накажу. Этот поступок не красит его, как дворянина.
— Так он дворянин? — удивленно воскликнул рыцарь.
— Конечно. Как можно, чтобы у графа в оруженосцах был простолюдин? Даже дворянин. Ведь по статусу это должность для баронета. Тем более что прежний мой оруженосец был бароном.
От упоминаний этих титулов у рыцаря, видимо, закружилась голова. По его лицу можно было видеть, что Смарут лихорадочно пытается просчитать Лешкины перспективы. Что же, ради этого и был весь этот разговор.
— Мальчишка просто влюбился в вашу дочь. Представляете, что заявил этот негодник? Он мечтает ее отвести в Храм Клятв. Нет, вряд ли аристократ захочет породниться с каким — то дворянином. Я ему так и сказал.
— Но почему же? Если они любят друг друга… Пусть поженятся.
— Да? Хорошо, я так и передам ему. На какой период назначить? Ведь через несколько седмиц нам всем идти в поход. Может быть, после похода?
— А зачем затягивать? Раз ваш оруженосец так рьяно желает жениться на моей дочери, пусть это будет до похода. И надо дать какое — то время молодоженам, поэтому затягивать не следует. Может быть, завтра? Хотя нет, не успеть. Назначим на послезавтра?
— Милорд, боюсь, что мой оруженосец не сможет пойти в Храм Клятв раньше чем через седмицу.
— А почему, если не секрет, ваша светлость?
— Ему будет трудно ходить. Особенно сидеть.
— Он ранен?
— Нет, но его сегодня ждет наказание. А без него никак нельзя.
— Наказать его, конечно, не мешало бы, но как он покажется перед моей Эрлитой?
— Покажется, вот поэтому я и говорю о седмице отсрочки.
