Тысячи, миллионы жизней ежедневно пропадают зря. А теперь представь, что кто-то нашел способ забирать их себе. Он выпивает сок из апельсина, от которого отказываются его владельцы. Вот с кем мы имеем дело, Френки.
Это на самом деле ничто, не сгусток энергии, а наоборот, полное ее отсутствие. Он повелевает теми, кто по детской наивности отдал ему свои жизни, и питается за их счет до сих пор.
25
— Вот дом, где жили Мэделайн и Родерик, — сказал я, пряча записку с адресом. — Не очень, как считаешь? Или даже очень не.
Я подозвал мальчишку, который возился с консервной банкой — надеюсь, не делал из нее гранату. Паренек охотно зашагал ко мне, а за ним и пара его приятелей. Думаю, их привлек не мой чарующий голос, а дорогая машина.
— Мы ищем одного человека, — сказала Франсуаз.
Девушка наклонилась к мальчику. Ее серые стальные глаза оказались на одном уровне с его лицом. Френки полагает, что именно так следует разговаривать с детьми.
Судя по тому, как крошка смотрел в вырез ее платья, — он повзрослел очень быстро.
— Старика, который живет в цоколе.
— Вы говорите об Уолдо, — уверенно сказал мальчуган.
Затем посмотрел на нас с новым интересом.
— Вы — его дети, верно? Он говорит, у него их много, и все ему помогают.
— Наверняка Мэделайн тоже одна из них, — вполголоса заметил я, когда мы шли через улицу.
Солнце пряталось за крышами высоких домов.
— Я его чувствую, — прошептала Френки.
— А я его вижу.
Уолдо Каннинг сидел на деревянной скамейке. Узловатые пальцы скрещены на рукояти трости из потертого дерева.
— Я ждал, когда вы придете, — произнес он.
26
Слабые детские голоса раздавались со всех сторон.
Уолдо Каннинг смотрел на меня, и я понял, что этот человек наполовину слеп.
Детские голоса становились все громче, теперь можно было разобрать слова.
— Старый Уолдо, — говорили они. — Наш добрый Уолдо. Мы любим тебя. Мы поможем тебе.
Старик улыбался.
Я почувствовал, как мягкие ручонки касаются моих ног, ладоней. На прогретом солнцем асфальте раздался тихий топот маленьких ног.
Дворик оставался пустым.
Франсуаз повернулась, и стала похожа на большую сильную хищницу, которую пытаются окружить враги.
— Мы не бросим тебя, наш Уолдо.
В этих словах звучала трогательная ласка.
— Ты — единственный, кто понимал нас, кто нам сочувствовал. Ты помогал нам жить, и теперь мы поможем тебе.
Я увидел их лица — полупрозрачные, бледные с остановившимися глазами.
Франсуаз громко вскрикнула и пошатнулась.
— Я знал, вы не оставите меня, — губы старика медленно шевелились. — Спасите своего Уолдо. Заберите этих людей.
Маленький дворик весь наполнился тихими звенящими голосами. Их становилось все больше и больше — так много, что я уже не мог различать слов.
Франсуаз снова вскрикнула, когда ее с силой толкнули. Девушка пошатнулась, и вокруг нас раскатился детский смех.
А потом у них начали взрываться головы.
Они все еще не были здесь — только их прозрачные тени, детские души, похищенные Уолдо Каннингом много лет назад.
Их головы начали распухать. По безжизненным щекам с треском пробегали глубокие трещины. Глаза выпучивались, натягиваясь тонкой пленкой, и лопались, обнажая бездонные черные отверстия.
Они уходили далеко в пустоту — туда, где нет ничего и больше не на что надеяться.
— Мерзкий старикашка, — пробормотала Франсуаз.
— Идите ко мне, мои дети, — говорил Уолдо. — Убейте их. Принесите мне душу демона с серыми глазами.
Трещины на лицах детей углублялись, заворачиваясь безобразными струпьями. Головы разлетались на части, и хрупкие кусочки черепов шелестели под робкими шагами маленьких ножек. На худеньких плечиках оставались лишь осколки, сзади свисали пряди волос. К нежному голубому небу поднимались звенья обуглившихся позвоночников.
Темные жуки ползали там, наполняя обломки детских голов. У некоторых остались только нижние челюсти с молочными зубами. Насекомые взбирались по ним, бегали по подбородку, прятались за отвороты веселых пестрых рубашечек.
— Иди к нам, — шелестели дети, а кусочки их черепов трещали и крошились под ногами.
Одна девочка наступила на чей-то выпученный глаз, и он разлился булькающей черно-кровавой лужей.
— Иди к нам. С нами так хорошо, так спокойно. Уолдо забрал наши страхи, и теперь нам не о чем беспокоиться. Брось все и иди к нам.
Франсуаз попятилась, но дети были повсюду. Они поднимали ручонки и трогали нас. Их пальцы свертывались, как сворачиваются жареные кусочки мяса. Белые косточки осыпались, лишенные разлезшихся сухожилий.
— Я дал вам счастье, — говорил Уолдо Каннинг. — Благодаря мне вы живете, не зная волнений. Помогите же теперь старику.
Праздничные веселые рубашечки окрашивались кровью. Бурая жидкость хлынула из тел, увлекая за собой гниющие внутренности. Крошечное, стремительно бьющееся сердце выскользнуло из грудной клетки какого-то мальчугана и, лопнуло, ударившись об асфальт. Из него вылезали черви.
— Ты принадлежишь нам, девушка с серыми глазами, — стонали дети. — Отдай нам свою душу, и тебе будет так же хорошо, как и нам.
27
— Хорошо же, детишки, — процедила Франсуаз.
Малыши толкали ее со всех сторон и смеялись — без радости и без души. Девушка с трудом удерживалась на ногах.
— Сейчас тетя Френки поставит вам двойку по поведению.
Франсуаз распрямилась, сверкнув серыми стальными глазами. Ее зрачки полыхнули алым огнем, и дети начали кричать.
— Помоги нам, Уолдо, — жалобно просили они. — Нам так больно. Нам страшно. Она убивает нас, одного за другим. Помоги нам, Уолдо.
Демонесса медленно повернулась, простирая руку над проваленными детскими черепами, в которых ползали насекомые. Тихие жалобные стоны раздавались со всех сторон.
— Ваш старик ничем не сможет вам помочь, жалкие паразиты, — произнесла девушка. — Довольно вы пили жизнь из людей, которых обманул ваш создатель. Отправляйтесь в Ад.
Яркое огненное зарево вспыхнуло за спиной демонессы. Ее глаза стали ослепительно-алыми, чувственные губы раскрылись в торжествующем смехе.
Я услышал громкий, оглушительный металлический скрежет — и тяжелые двери Преисподней начали открываться за Франсуаз.
— Нет, — в ужасе закричали дети, которые не были детьми. — Мы не хотим умирать. Мы не хотим уходить отсюда. Уолдо, помоги нам.
Франсуаз смеялась.
Один за другим исковерканные, наполовину прогнившие детские тельца исчезали, развеиваясь в тонкий белый туман. Ветра не было — но какая-то сила подхватывала остатки омерзительных тварей, и неумолимо несла во вспыхивающее заревом жерло ворот Преисподней.
